Тут и там любят бродить экскурсоводы со стаями скучающих экскурсантов, которым осточертело смотреть на убогие обшарпанные развалюхи, в которых в «ныдцатом» году проживал - САМ Акакий Акакиевич, а вот в этом здании жил всем известный поэт «серебряного века» который написал бессмертные строки, которые красной линией прошли по…
Местные аборигены, поняв как им повезло жить в исторической части города, и переселять во что то более современное и благоустроенное никто не собирается, зачастую втихаря поджигали эту «невероятную по красоте» рухлядь и съезжали переселяемые куда то в менее историческую дыру, но зато с теплым сортиром.
Именно в эту часть города и мчались наши грузовики, не обращая внимание, на не работающие светофоры, оглашая окрестности воплями истошно орущих женщин.
Заехали и припарковали автомобили, возле глухого двора, окруженного со всех сторон старыми двухэтажными зданиями. Довершали всю картину происходящего, низкие, серые тучи. Откуда проистекал солнечный свет, совершенно не понятно. Погода всегда меняется после перезагрузки. Атмосферка... та еще...
Не обращая внимания на высунувшихся из окон вездесущих бабок, как скотину выкинули полураздетых женщин и не менее перепуганных немногочисленных мужчин из кузовов грузовых автомобилей.
Из крайнего грузовика, как кули с песком достали двух обитателей родного стаба. Их руки и ноги были прихвачены пластиковыми стяжками. Более перепуганных рож, я в жизни не видел. Почему то всегда отвратительно и как то не ловко смотреть, как плачут мужчины.
Видать ребят вы знатно накосячили, раз так с вами…
Всё время пребывания в стабе, я почти ни с кем не общался и с расспросами не лез. Отчасти, я и так всё понял, по поведению Шкафа, да и синяк во всю грудную клетку как то не располагал меня к душевным к откровениям. На себе, я лишь изредка ловил посторонние взгляды. Так смотрят на онкобольных в больницах. И сочувствуют и брезгуют одновременно.
О деталях предстоящей миссии, я ничего не знал. Кто же о таком расскажет...
Три, двух этажных старых дома с облупившейся краской, какого - то поносного желто - коричневого цвета, образовывали глухой карман в середине такой же старой, как дома безымянной улицы. Грузовые автомобили припарковали на обочине дороги, а я, вместе с другими грузчиками-носильщиками, направляемый отборным матом и пинками, был загнан на второй этаж здания.
Из распахнутых настежь окон все стали с интересом и испугом смотреть на происходящее вниз. Впрочем, с интересом смотрел лишь я один. Для всех остальных, всё это было уже не в новинку. Некоторые отошли от окон и повернулись лицом к противоположной стене. Часть, продолжала смотреть вниз с какой то брезгливостью и неподдельным испугом.
Грубо и бесцеремонно их отодвинули от окон. Место заняли стрелки с автоматами. Одним из этих стрелков был мой обидчик в камуфляже. Тот, явно специально стал рядом со мной, явно имея желание с пренебрежением, как бы невзначай, двинуть меня прикладом. Демонстративно не обращал на меня никакого внимания, но боковым зрением всё время следил за мной. Видел я таких гавнюков и в той и в этой жизни. Доброту они всегда, воспринимают, как слабость. С такими как он, всегда вести себя надо по хамски. Это, единственная понятная для них форма общения. И всегда нужно ждать удара в спину, если оставить его сзади. Живым.
А во дворе, между домов, творилось - несусветное…
Оставленные на улице, без всякой защиты бабы выли в голос. Задавали тон им наши горе - грузчики, оставленные связанными по рукам и ногам. Они, единственные, кто знали точно, что сейчас произойдет.
Люди, благодаря древнему стадному инстинкту не разбивались на кучки и не разбегались кто куда, а завывая от непонятного пока ужаса, сбились в тесную толпу. Женщины, запрокидывали головы и поднимали лица вверх, смотря на наши ухмыляющиеся, а у некоторых перепуганные рожи.
Всеобщий вой, превратился в дружный визг, когда мой знакомый «камуфляж» выставив автомат из окна, дал длинную очередь вверх. Напуганные женщины, давя друг друга, всей толпой кинулись со двора. Те, кто не успел выбежать, сталкивались телами с пытающимися забежать обратно. Вот на их лицах, действительно был нарисован УЖАС. Глаза вытаращены, рот раскрыт в безумном и диком крике.
За перепуганными людьми, с двух сторон дороги, неслась орда зараженных. Привлекаемая криками, шумом и выстрелами из огнестрельного оружия толпа, состоящая из самых разномастных уродов, целью в жизни у которых было только одно – ЖРАТЬ, кинулась на людей. В основном, это были женщины, забежав в тупик, между домами пытались забраться по зарешеченным, по моде девяностых годов в стране, оконным рамам повыше, на второй этаж. Откуда из распахнутых окон смотрели на них их недавние насильники и мучители, то есть мы. Те тянули к нам руки, выли в голос, умоляли их спасти, протянуть им руку и просто вытащить.