— Да, ты говорила.
— Он был очень добрый. Я его не понимала, я бы точно от бабки съехала. Я с пятого курса с родителями не живу, квартиру снимаю. А он от чужой бабки не уходил.
— Настя, ты в тот вечер ушла почти перед Глебом. Ты ничего необычного на этаже не видела?
— Нет, — удивилась она. — В каком смысле необычного?
Лучше бы она на него не смотрела, из-за нее он опять вспомнил молодую Киру. И то щемящее чувство абсолютного счастья, которое было только в далекой молодости и только рядом с Кирой.
— Черт его знает, — Павел виновато улыбнулся.
— Надо было сказать полиции, что я тогда дольше всех задержалась?
— Не думаю, что это имеет смысл, но решай сама. — Павел поднялся. — Они мне оставили визитки. Если понадобится номер…
— Нам они тоже визитки оставили.
Девочка насупилась. Она хотела, чтобы он решил за нее, а он отмахнулся.
Впрочем, она не девочка. Она полноценная гражданка, пусть сама решает.
— Иди домой, — посоветовал Павел. — Поздно уже.
Он почти дошел до кабинета, но повернул назад, мимо офиса программистов подошел к лестнице, спустился на один этаж. Камера смотрела на него красным глазком, подняться на этаж незамеченным невозможно. Если в кабинет бухгалтера проник посторонний, он должен был оставаться на этаже.
Нужно попросить охрану, чтобы дали переписать записи со всех камер. Просматривать их нужно в спокойной обстановке, а не заглядывая охраннику через плечо.
К сожалению, просмотр записей пришлось отложить. Сегодня дежурил незнакомый охранник.
Асфальт оказался покрытым ледяной пленкой, Павел чуть не упал. Шепотом выругался.
В машине было холодно. Он включил печку, но почему-то продолжал мерзнуть до самого дома.
Плохо, если простудился или подцепил вирус. Болеть у него сейчас времени не было.
Идя к подъезду, он опять поскользнулся. Чертыхнулся, потер ногу.
Мила, сидя на полу на подушке, слушала музыку.
Увидев его, выдернула наушники из ушей, ласково улыбнулась, потянулась, как кошечка.
Она часто напоминала кошку, иногда ему казалось, что она готова замурлыкать. Раньше его это умиляло, а сейчас почему-то показалось плохой актерской игрой.
Жена улыбнулась, вскочила, прижалась к шершавому свитеру.
— Ну наконец-то! Я так тебя ждала!
От нее пахло нежными духами, летом, скошенной травой.
Раскосые глаза смотрели ласково и доверчиво.
— Сделай чаю, — попросил Павел. — Крепкого. Что-то меня знобит.
Она потянулась, потрогала пальцами его лоб.
— Температуры вроде бы нет.
— Температуры нет. — Павел ее отодвинул. — Я просто хочу чаю.
— А ужинать? — Мила весело состроила обиженную гримаску. — Я для тебя старалась!
Кулинарными изысками Мила его не всегда баловала, нередко заказывала на дом или покупала в соседнем супермаркете готовую еду. Но блюда всегда выбирала придирчиво.
— Попозже. — Он прошел на кухню, включил чайник.
— Что ты такой сердитый? — Жена подошла следом за ним, достала чашки.
— Я не сердитый, я устал. — Павел сел за стол.
Мила поставила перед ним тарелку с пирожками.
Тарелка была керамическая, аляповатой раскраски и стоила несоразмерных денег. Жена купила ее пару месяцев назад и до сих пор ею восхищалась.
— Я же тебе говорил, у меня неприятности.
Чайник щелкнул, она залила кипятком пакетик чая.
— Ничего не прояснилось насчет денег, да? — Мила села напротив.
Павел молча покачал головой.
— Не отчаивайся! Все будет нормально!
Она не любила думать о неприятном.
— Мила, вернуть деньги не удастся!
Она вела себя как идеальная жена, она хотела ему помочь.
— Их нужно будет заново заработать.
Горячий чай показался безвкусным. В самом деле, что ли, он заболевает?
Мила задумалась, покачалась на стуле.
— Полиция над этим работает?
— Да.
— Ты сказал им, что этот парень… убитый… что он живет рядом с Кирой? — робко напомнила она.
— Они это знают. Мила, не приставай! Будет что рассказать, я расскажу.
— Павел, это она! — Раскосые глаза посмотрели на него с мольбой. — Это она организовала! Ну неужели ты не понимаешь? Она всегда хотела нам отомстить!
Мила не могла знать, чего хотела Кира, хотя бы потому, что ни разу ее не видела с тех пор, как встретила у его старой тетки.
Внезапно ему захотелось защитить первую жену от злой и глупой клеветы.
Кира была последней, кого он мог представить в роли воровки.
Она не взяла ни копейки их общих денег, когда уходила.
— Ты судишь по себе? — зло спросил Павел.