Обвинить Милу в том, что она хотела кому-то зла, было несправедливо. Наверное, он действительно сильно устал. Или вправду заболевает.
— Я‑то как раз никому ничего плохого не делала!
— Она тоже не делала!
— Она мешала нашему счастью! Павел, вспомни! Вспомни, как долго она не давала нам быть счастливыми! — У Милы на глазах появились слезы.
Кира ушла сразу, как только он окончательно заврался и сомнений уже не осталось даже у нее. А она долго ему верила.
— Мила, прекрати, пожалуйста! — как можно спокойнее попросил Павел.
Жена послушно замолчала, аккуратно вытерла слезинку пальчиком и ласково тронула его за руку. Она никогда с ним не спорила, не давила ему на мозги, но в конце концов странным образом добивалась своего. Так было, когда она заставила его продать квартиру и купить новую, опасаясь, что Кира может претендовать на часть жилплощади. Прямо об этом Мила ему не говорила, но даже идиот понял бы, отчего ей хочется переехать в другой район.
Прежняя квартира была приобретена в браке с Кирой. Павел тогда продал квартиру умершего деда, они с Кирой добавили денег и купили новое жилье.
Наверное, Кира могла потребовать от него какой-то денежной компенсации, но он знал, что не потребует, и не ошибся.
Неожиданно и запоздало Павлу стало стыдно перед первой женой. За все стыдно: за былую ложь, за то, что Кира ушла молча, не выясняя отношений, и он тогда был этому рад. Стыдно было даже за теперешние злые Милины слова.
— Поужинай! — ласково попросила Мила.
— Давай, — согласился Павел.
Жена подошла к плите, он сходил за планшетом и уставился в экран. Обычно за столом они лениво переговаривались, но этот ужин прошел в молчании.
7 февраля, пятница
У соседской двери стояла тетка с двумя целлофановыми сумками в руках. У нее было круглое лицо с черными нарисованными бровями, на голове песцовая шапка. Такие шапки были в моде лет сорок назад. Герман это точно знал, потому что недавно выбрасывал вещи умершей бабушки.
— Не могу дозвониться, — растерянно обернулась к нему женщина.
Ее шапке было не сорок лет, значительно меньше, серый мех окутывал голову ровным блестящим полушаром, но от этого шапка не выглядела современнее. Он не думал, что такое уродство до сих пор продается.
— Не знаете, с Любовью Ивановной все в порядке?
Она смотрела на него с испугом.
— Вчера было все в порядке. — Герман нажал на кнопку соседского звонка.
Они послушали доносящийся из квартиры негромкий звон.
— Я ей по телефону звонила, она не отвечает. Я звонила, звонила, вот решила приехать. Беспокоюсь я.
Герман снова нажал на звонок.
Черт возьми, он опаздывает на работу!..
— У вас случайно ключей от ее квартиры нет? — Женщина чуть не плакала. — Старая, живет одна!
— Она сдает комнату, — машинально поправил Герман.
— Так что жильцы! — Тетка действительно заплакала, вытерла пальцем слезинку. Ногти у нее были ярко-красные. — Жильцы чужие, беспокоиться не станут. Не выходит бабка из комнаты, так им же лучше! А теперь и жильцов у нее нет, убили мальчика.
Жаль, он не знал точно, в какой квартире живет соседка Елена, которую он мысленно прозвал «верхней». Кира вчера сказала только, что живет она на шестом этаже и к старушке заходит исключительно по доброте душевной.
Хорошо бы спихнуть на Лену чужие проблемы, но на каждом этаже по четыре квартиры, а звонить в дверь к незнакомым людям Герман готов не был.
— Что же теперь делать-то!.. Люба за продуктами, когда скользко, не ходит, раньше ей Глеб приносил.
Герман опять нажал на звонок, а потом ударил кулаком в дверь.
Громкого стука не получилось, дверь была обита черной мягкой искусственной кожей.
Но, как ни странно, зашуршал замок, и дверь приоткрылась. Бледная Любовь Ивановна посмотрела на них в образовавшуюся щель.
— Ну слава богу! — проворчал Герман. — Перепугали свою гостью до смерти!
— Что же ты, тетя Люба, не отвечаешь! Я уж полицию хотела вызывать! — запричитала тетка в шапке.
— Подожди, Ангелина, — отмахнулась от нее хозяйка. — Что-то нехорошо мне, Герман.
Черт возьми, он опаздывает на работу…
Герман молча шагнул вперед, ухватил хозяйку за локоть, довел до кресла.
Пульс у нее был неровный, но и не такой, чтобы с минуты на минуту ожидать кончину.
— Где у вас тонометр?
Тонометр Герман увидел сам, прибор лежал на тумбочке около кровати.
Давление оказалось высокое, но, как и пульс, немедленной кончины вызвать не могло.