Выбрать главу

От всей этой информационной какофонии у меня заныло в висках. Я не хотел ни о чём думать, я запретил себе думать. Не хочу ничего знать! Так проще. И сейчас, чтобы понять всё, что я услышал от Макса, мне надо было снять свой запрет. Нет! Это слишком. Я не готов.

Повздыхав сочувственно в трубку – "кто поймёт эту современную молодёжь" я, сославшись на дикое желание спать (спасибо, часовые пояса!) нажал "отбой". Сразу лёг в кровать, предварительно отключив все мыслительные процессы.

Я действительно даже не мог представить, чего можно так долго и настойчиво ждать, методично зачёркивая дни который год подряд. И я намерено не стал говорить Максу, что он неверно истолковал Санькино зачёркивание: он не отмечает даты, а ждёт. Только вот чего?

Глава 15

Павел

Через пару недель после моего последнего разговора с Максом мои соседи, американцы, ехали в Россию, чтобы встретить там католическое рождество и заодно новый год. Собирались пробыть несколько дней в Москве. Я попросил их передать моим землякам на родине небольшую посылку. Помню, сначала они замялись, стали переглядываться, видимо, заранее переживая по поводу нежданно возросшего общего веса багажа, но увидав скромный бумажный рулон, расслабились, и облегчённо улыбаясь, пообещали всё передать.

Никакого сопроводительного письма я не написал, Макс всё поймёт и без слов.

Тот календарь я увидел в маленькой лавочке, по соседству с моим домом. Её содержал круглый улыбчивый китаец со смешными усами. Нет, сначала был только парусник, а уже после я понял, что смотрю на календарь. Это решило всё дело. Я купил для Саньки этот символичный год, который поможет ему приблизиться к чему-то, чего он так давно хочет. Его желание, такое по-детски упрямое, но по-взрослому твёрдое, неиссякаемое с годами толкало меня быть хоть чуточку причастным к этому.

Глядя на этот парусник мне хотелось взлететь, зажмурить глаза от яркого солнца и глубоко-глубоко вдохнуть морской ветер. Поделиться с ним своими ощущениями, быть хоть так ближе к нему.

Так моё единственное послание улетело в Москву, в мой город, чтобы оказаться у Того, кто не стал...

В следующем году я послал Саньке, через Макса, конечно, ещё один календарь. Не смог сдержаться.

Последние две недели на работе были невероятно тяжёлыми: сложные переговоры, много возни с документами. И сегодня я решил воспользоваться своим правом на сокращённый рабочий день.

Иду домой.

Ярко синее небо. Солнечно. И так захотелось... так захотелось вдруг увидеть Саньку. Вот прямо сейчас обернуться и увидеть.

Жил я совсем близко от воды. В окна квартиры, в зависимости от направления ветра вливалась то сырость, то приятная прохлада. Сегодня было никак – воздух застыл, как мутное желе. Зайдя домой, я деревянно сел на стул: устал, вымотан. Знакомо заныло в висках.

"Оглянуться и увидеть?.." Ну, что ж, можно поздравить себя с началом шизофрении (или как там называется временное помешательство?). Я выпил таблетку от головной боли и – в кровать, спать.

На что намекал Макс в нашем последнем разговоре? Вряд ли... Может они решились приехать ко мне с Анькой ещё раз, но хотят сделать сюрприз?

В их первый и пока единственный приезд ко мне, незапланированный сюрприз я получил сразу же после их отъезда: Аня забыла у меня свою книгу, какой-то дамский слезливый роман. Даже не мог представить себе, что она такое читает! Я рассеянно тискал книгу в руках, раздумывая, куда бы её положить, чтобы вернуть, если они снова приедут. Но это случится не скоро (если вообще случится), поэтому решил убрать её на самую верхнюю полку, прямо под потолок. Пока я с книгой взгромождался на неудобный и шаткий (зато самый высокий) стул, примериваясь, как бы поудачнее пристроить её на такую верхотуру, то, конечно, благополучно уронил её. Пришлось осторожно сползать на пол, как бы самому не упасть.

Фотография.

Санька?...

Я не видел его почти пять лет. Максим и Аня свои фотки перебрасывали мне по сети регулярно, но Саньки не было ни на одной из них. Я не знал, случайно так получалось или нет, но мне это было только на руку, помогало спокойно жить здесь, без мыслей о том, который... которого нет для меня.

И вот теперь я держал его фотографию в руках. Ладони тут же взмокли, сердце бешено билось в горле, а в голове пульсировало одно слово: Вырос! Вырос! Вырос! Как же он вырос!

Оглядевшись, как будто кто-то сможет уличить меня в чём-то нехорошем, я трясущимися руками, не глядя, засунул фото между страницами чужой любви и, размахнувшись, забыв про стул, закинул книгу далеко на шкаф. И уже привычно запретил себе думать: Аня ничего не забывала и эту фотографию я никогда не видел.

По голосу Макса, которым он каждый раз приветствовал меня, позвонив, я научился определять, обычный ли это будет трёп или мне расскажут что-то действительно важное. Вот и последний его звонок был таким. Я снова слушал ничего незначащий поток слов и лишь в конце, словно нырнув в холодную воду, Макс задержал дыхание и выпалил:

- Ты всё ещё в своём Портленде обитаешь, на своём мостике сидишь? Не надоело?

Я, улыбнувшись ("Макс, ты не меняешься!"), подтвердил адрес моего проживания, гадая, что же последует дальше. Но ничего странного, на мой взгляд, Максим больше не сказал, повздыхал только на прощание, что с ребёнком пока у них с Анькой не получается и отключился.

Вот почему, с чего я взял, что приедет Санька? Нет, действительно надо походить к психоаналитику. Здесь многие к нему ходят, и никто при этом себя психом не считает. Вот с завтрашнего дня и схожу на приём к мозговеду, так дальше не может продолжаться. Хотя, Стивен вроде говорил, что надо записаться сначала. Ладно, завтра и решу всё.

Яркое солнце. На улице многолюдно. И двое...

Мужчина, будто очнувшись, медленно поднимает руку и большим пальцем невесомо обводит скулы мальчика, медленно проводит по щеке. В этом тягучем ласкающем движении добирается до губ. Едва касаясь пальцем, прослеживает их контур сначала в одну сторону, потом, будто нехотя, неторопливо, в другую. Немного задержавшись, рука сползает на подбородок, потом на шею, двигаясь к тоненькой ключице... Мальчик застыл, заворожено глядя мужчине в глаза, даже перестал мучить пряжку. Сглотнул. В ту же секунду второй рукой мужчина притянул его к себе.

Санька

Пашка вжал, втиснул меня в себя. Я уткнулся ему в шею. Его запах. Он. Как долго...

Я хочу пить его запах. Дышать вместе с ним.

Что-то почти забытое, далёкое, закрытое слоем промелькнувших событий, лиц – всех прошедших лет, легонько толкнулось в Саньке. Отлипнув от Паши, он внимательно посмотрел ему в глаза и отпустил неожиданно вынырнувшее из ниоткуда, стучащее в нём нервной дрожью и просящееся на свободу слово:

- Так?

- Ты всё правильно сделал... – Санька получил самый лучший ответ за всю свою жизнь.

Его правая рука, давно покинула уже не нужный правый карман и, вместе с левой, обнимает Павла, притягивает за шею.

Это начало другого пути.