Его повели в камеру пыток, и, проходя через комнату, отведенную для заключенных, он воскликнул: “Бог мой! Куда меня ведут?” А затем добавил: “О, какой здесь тяжелый дух!” Он пробыл в камере пыток полчаса, потом его привели обратно, не подвергнув истязанию, ввиду того, что по тайной статье приговора он должен был лишь предстать перед орудием пытки. Когда он вернулся в зал заседаний, докладчик суда поговорил с ним несколько минут, а затем со слезами на глазах простился.
После этого к г-ну де Сен-Мар подошел г-н де Ту, обнял его, призывая мужественно встретить смерть и не страшиться ее, на что тот ответил ему, что он никогда ее не страшился и, какой бы вид он на себя ни напускал после своего ареста, ему всегда было понятно — избежать ее будет невозможно. Они пробыли вместе около четверти часа и за это время дважды или трижды обнялись, попросив при этом прощения друг у друга и проявив самые нежные дружеские чувства.
Их беседа закончилась словами г-на де Сен-Мара:
“Настало время навести порядок со спасением наших душ”.
Покинув г-на де Ту, он попросил, чтобы ему предоставили уединенную комнату, где ему можно было бы исповедаться, и с трудом добился этого; он искренне покаялся во всех грехах своей жизни, глубоко сожалея, что своими поступками нарушал Божьи заповеди. Господин де Сен-Мар попросил своего духовника засвидетельствовать перед королем и монсеньером кардиналом, что он сожалеет о своем проступке и смиренно просит у них прощения.
Исповедь длилась примерно час, и в конце этого часа он сказал святому отцу, что вот уже сутки ничего не ел, так что священнику пришлось послать за свежими яйцами и вином; однако заключенный съел только маленький кусочек хлеба и лишь смочил губы глотком вина, разбавленного водой. Господин де Сен-Мар заявил святому отцу, что более всего он удивлен, видя себя покинутым всеми своими друзьями, чего он никак не мог предположить, и сказал ему, что, оказавшись в милости у короля, он всегда пытался обзавестись друзьями и пребывал в убеждении, что ему это удалось; однако теперь, наконец, ему стало понятно, как нелепо было верить в это и что эта сердечная дружба была всего лишь притворством. Святой отец ответил ему, что таков всегда был нрав людей и совершенно не следует этому удивляться; затем он процитировал ему известное двустишие Овидия:
Donee eris felix, multos numerabis amicos:
Tempora si fuerint nubila, solus eris.[10]
Господин де Сен-Мар дважды или трижды повторил это двустишие, так оно пришлось ему по душе, и, выучив его наизусть, не раз потом повторял.
Затем он потребовал бумагу и чернила, чтобы написать письмо госпоже маршальше, своей матери; в этом письме он попросил ее, помимо прочего, заплатить несколько его долгов, список которых он ей отправлял, вручив его священнику, дабы тот ознакомил с ним господина канцлера. Главное, что содержалось в этом письме, состояло в просьбе заказать изрядное число месс за спасение его души. Закончил он свое послание словами: “Впрочем, сударыня, все шаги, какие мне осталось сделать, будут шагами навстречу смерти ”.
Тем временем г-н де Ту находился в зале заседаний со своим исповедником и пребывал в состоянии не поддающегося описанию религиозного восторга. Увидев святого отца, он кинулся ему навстречу и обнял со словами: “Отец мой! Все мои горести позади: мы приговорены к смерти, и вы пришли, чтобы повести меня на Небо! О! Как невелико расстояние между жизнью и смертью! Как короток этот путь! Пойдемте же, отец мой! Пойдемте навстречу смерти! Пойдемте на Небо! Пойдемте навстречу истинному блаженству! Ах! Какое добро совершил я в жизни, что мне удалось снискатъ милость претерпеть сегодня постыдную смерть, дабы до срока обрести вечно блаженную жизнь?”»
Я воспользуюсь здесь простодушным рассказом этого святого отца, который поделился с нами тем, на что он обратил внимание. Вот что он говорит:
«Господин де Ту, увидев меня рядом с собой в зале заседаний, обнял меня и сказал мне, что его приговорили к смерти и что он должен правильно использовать время, которое ему осталось жить; он просил меня не покидать его и помогать ему до самого конца. Он сказал еще вот что: Отец мой! С той минуты, как мне объявили приговор, я стал спокойнее и радостнее, чем до этого. Ожидание того, что решит суд и каким станет исход этого дела, ввергало меня в растерянность и беспокойство. Теперь я хочу думать не о мирской суете, а о рае, о том, как мне подготовиться к смерти. Я не испытываю ни какой бы то ни было горечи, ни злобы против кого-нибудь. Мои судьи судили меня, как и подобает людям порядочным, беспристрастно и по закону. Господу было угодно воспользоваться ими, дабы отправить меня в рай, и я хочу завоевать его расположение за эти часы, в какие по его доброте и милосердию полагаю оказаться подготовленным к смерти; от меня самого здесь ничего не зависит: та стойкость и та толика мужества, какими я обладаю, свидетельствуют о его милости ”.
И он принялся творить молитвы, исполненные угрызений совести и раскаяния в совершенных им грехах. Здесь следует заметить, что на протяжении трех месяцев своего тюремного заключения он готовился к смерти, прибегая к регулярным причащениям, усиленным молитвам, размышлениям и рассуждениям о божественных таинствах, беседам со своими духовными отцами и к чтению благочестивых книг, в частности книги Беллармино о псалмах и книги “De Arte bene moriendi[11] того же автора. В течение этого времени он выбирал стихи псалмов для своих горячих молитв и говорил мне, что в этом своем душевном состоянии он лучше и с большим волнением, чем прежде, понимает и постигает эти изречения Священного Писания.
Он приветствовал всех, кого видел в зале, где мы находились, просил их молиться за него и заявлял им, что он умирает умиротворенным и что судьи судили его беспристрастно и согласно установлениям законов. Увидев г-на де Лобардемона, который был докладчиком на суде, он подошел к нему, обнял и поблагодарил за проведенное им разбирательство, сказав: “Вы судили меня как порядочный человек ”; все это он произнес так ласково и с такой сердечностью, что слезы в глазах появились не только у присутствующих и его стражников, но и у его обвинителя, который обнял г-на де Ту, обливаясь горькими слезами.
Посланец его сестры г-жи де Понтак пришел попрощаться с ним от ее имени. Господин де Ту, приняв его за того, кто должен был привести приговор в исполнение, бросился ему навстречу и обнял со словами: “Это ты отправишь меня сегодня на Небо?” Однако, узнав, что этот человек послан его сестрой, он сказал ему: “Прости, друг мой! Я так давно тебя не видел, что не узнал тебя. Передай моей сестре, что я прошу ее продолжать дела благочестия, каким она предавалась доныне; скажи ей, что теперь я лучше, чем прежде, понимаю, насколько все в этом мире суть ложь и суета, и что я умираю добрым христианином, испытывая умиротворение; пусть же она молит за меня Бога и пусть не оплакивает меня, ибо я надеюсь обрести в смерти спасение души. Прощай!” Посланец ушел, не имея сил произнести хотя бы одно слово; что же касается осужденного, то он ощутил столь необычное мужество и силу в своей готовности претерпеть смерть, что у него возникло опасение, нет ли в этом проявления тщеславия; он повернулся ко мне и сказал: “Отец мой! Нет ли в этом тщеславия? О Господь! Я торжественно заявляю перед лицом твоего божественного всемогущества, то сам я не способен ни на что, что вся моя сила исходит только от твоей доброты и твоего милосердия, и если ты оставишь меня, я буду падать на каждом шагу ”.
Время от времени он спрашивал, не близится ли час, когда ему надо будет отправиться на казнь и когда его свяжут; сн просил, чтобы его предупредили, когда появится палач, поскольку ему хотелось его обнять; однако палача он увидел лишь на эшафоте.
В три часа пополудни четыре отряда лионских горожан, всего около тысячи двухсот человек, выстроились на площади Терро, так что образовался квадрат со стороной примерно в двадцать четыре шага, внутрь которого впускали только тех, кто был там нужен.