- Им нужно оценить потери. А тех, кто остался в живых, нужно по возможности защитить от последователей Воландеморта.
Малфой кивнул и замолчал, внезапно забыв о том, что язвительно хотел спросить у Грейнджер, почему, собственно, она собралась уткнуться в книгу, а не помогает ему разгребать эти бумажки.
Он открывал каждую папку, он смотрел, вчитывался, пытался запомнить лицо каждого, словно ощущая эфемерное садистское наслаждение от каждой поломанной судьбы так, как будто это был его способ самоистязания, и каждое фото – хлёсткий удар хлыста, которым он мучил сам себя.
Больше они не сказали друг другу ни слова.
Его время вышло тогда, когда глаза начали болеть от напряжения, а в висках долбили отбойные молотки от количества лиц, что он видел.
Грейнджер коротко позвала его, махнула головой в сторону лифта, и они направились вверх, всё так же сохраняя молчание.
По закону подлости, выходить им тоже надо было вместе – в центральном зале Министерства.
- Завтра в то же время, не опаздывай, Малфой! А то назначу штраф! – проговорила Гермиона, всё ещё пребывая в удручённом состоянии, похоже, это задание было наказанием не только для её подопечного, но и для самой девушки.
- Ага, - буркнул Драко, разворачиваясь к каминам, как вдруг его сильно толкнули в плечо.
- Не стой посреди дороги, сраный Пожиратель! – грубым голосом произнёс какой-то молодой коренастый аврор, если судить по его мантии. Двое его товарищей захохотали от таких действий.
- Дэвис, мне доложить мистеру Беркли о твоём поведении вне протоколов? – тут же вмешалась гриффиндорская натура девушки, что стояла рядом.
- Простите, мисс Грейнджер, я не увидел его. Не успел затормозить! – Дэвис на ходу поднял свою кепку, и его друзья снова начали зубоскалить.
- Не обращай на них внимания, - произнесла Гермиона, оборачиваясь к Драко.
- Грейнджер, мне не нужны защитнички! И не смей больше лезть ко мне! Мы не сраные друзья, даже не товарищи! И если я тебя спас, то я прощаю тебе твой долг, мне же от тебя не нужно ничего! – выпалив такую гневную тираду, Малфой развернулся на каблуках и поспешил к каминам, оставив ошарашенную Гермиону в одиночестве.
Как же она его бесила, эта зазнайка! Ещё хуже, чем в школе. Там она хотя бы не лезла к нему сама.
***
- Итак, Драко, кто же стал твоим куратором? – Люциус намазывал на багет масло. Он был изрядно потрёпан, волосы утратили привычный блеск, глаза были немного тусклыми, а под ними залегли круги. Но тон его родителя был бодр. По крайней мере, они не боялись за свою жизнь так, как это было при Тёмном Лорде.
- Хм… Грейнджер, - он протянул это слово, чувствуя, как оно отдаётся неприятным послевкусием.
Малфой-старший на миг застыл и посмотрел прямо на сына.
- Эта грязнокровка?! Драко! Ты должен немедленно попросить отвод! Эта, с позволения сказать, компания будет позорить тебя!
- Отец! – отпрыск Малфоей резко бросил на стол салфетку, от чего Нарцисса вздрогнула. – Кому какая разница сейчас до этих стереотипов о чистоте крови? Я разбирал сегодня реестр нового режима, там каждый второй убит Пожирателями! По принципу крови, отец!
- Драко, милый, не горячись, - проговорила Нарцисса. – Сейчас непростые времена. Дай нам с Люциусом немного примириться с ними.
Отец Драко лишь пожал плечами и снова принялся за хлеб с маслом, на который теперь щедрым слоем мазал чёрную икру.
Малфой-младший шумно выдохнул и признался:
- Я хотел заявить отвод, поскольку меня эта личность всё же бесит, но, увы, там есть препятствия.
- Что ж, сын, в таком случае, постарайся не попасть под её влияние, - сдавленно улыбнулся Люциус и, выхватив руку своей жены, нежно прикоснулся к её ладони губами.
Наблюдая эту картину, Драко вдруг остро ощутил, как внутри сжимается какая-то болезненная пружина. Как же ему было чертовски жаль своих родителей. За тот неправильный выбор, что они сделали, за те последствия, что сейчас пожинали, за то время, которое было потеряно безвозвратно. А ещё за тот страх, который так просто не искоренить, даже не смотря на то, что их мэнор охранял Хранитель, хороший десяток защитных заклинаний и два домовых эльфа. Кстати, он так и не помнил, откуда они взялись, как и не понимал того странного взгляда, которым они украдкой провожали юного господина, ни разу при этом не посмотрев ни на Люциуса, ни на Нарциссу.
Могли ли эти существа что-то подозревать?
***
Он сидел на своей кровати в распахнутой рубашке, приставив палочку к виску.
Пожалуй, был в этом свой кайф, мазохистское удовлетворение: приставлять к голове оружие, которое может вмиг лишить жизни. Таким образом, он декларировал себе и миру, что у него всё ещё есть толика контроля, он держит вожжи обезумевшей лошади, которая несётся к пропасти.