«Замечательная женщина, — в который уже раз пронеслось у него в голове. — Она не притворяется и не прячется за лицемерными условностями, которые так часто воздвигают непреодолимую преграду между влюбленными. Она вся отдается любви — пылко и страстно». У него еще не было такой женщины. Ирма из Гамбурга тоже была хороша, но не идет с ней ни в какое сравнение.
И обязан он этой радостью Видлаку… Видлак… С его стороны это был замечательный подарок. Она будет очень рада вашему визиту, говорил он тогда в будапештском кафе. А жизнь у нее — сплошной комфорт со всеми приложениями. Со всеми…
Видлак…
Мысли Гегенмана моментально унеслись от любовных мечтаний. Завтра надо попросить Квету позвонить Видлаку. Нужно, чтобы он договорился в Праге о встрече в министерстве транспорта. Штейнметц теперь интересовался прежде всего чехословацкими контейнерными перевозками, их методами, перегрузочными пунктами, планами на предстоящие годы… Потом еще нужно записаться на прием к Швецу в иностранный отдел Союза журналистов. Ему надо передать все статьи и репортажи о чехословацкой экономике и промышленности, которые за последние месяцы были им опубликованы в западногерманских газетах. Их набралось достаточно, и, самое главное, все они настроены вполне позитивно по отношению к государственному строю ЧССР. А статьи о чехословацком строительстве и нефтехимии? Разве это не вершина серьезности и рассудительности? С точки зрения коммунистов они совершенно безобидны…
Рыжеволосая головка на соседней подушке повернулась, из губ спящей женщины вырвался глубокий вздох. Мысли Гегенмана вновь вернулись к Квете Котковой.
«Надо будет тебя, мой рыжеволосый ангел, должным образом вознаградить. Ты делаешь для меня больше, чем тебе кажется. И не только в постели. Надо тебя отблагодарить за те контакты, которые ты помогла мне установить вчера и позавчера на ярмарке… Первая международная ярмарка товаров широкого потребления в Брно, о которой я напишу, наверняка станет еще одной блестящей дымовой завесой. В этом случае не нужно будет даже много добавлять или приукрашивать. Это действительно отличная выставка, и организаторы пытаются превзойти самих себя. Кое-что будет и для Штейнметца. Главным образом то, о чем удалось узнать во время неофициальных бесед на самой ярмарке и потом, в этом роскошном ресторане… Как называла его Квета? Ах да, «Мысливна»[10].
Клянусь, моя милая, что я по-царски тебя награжу. Ты заслужила это не только за все уже сделанное для меня, но и за то, что еще сделаешь. А сделать ты можешь немало. Битовская улица, 26 могла бы стать моей базой, откуда можно предпринимать поездки не только в Прагу, но и в Словакию. Хорошо бы и в Братиславе найти такого человека, как Видлак. В Братиславе или Кошице. Нужно съездить в эти города: Братиславу, Банска-Бистрицу, Кошице, Прешов, а может быть, на пару деньков заглянуть и в Высокие Татры…
Туда можно было бы поехать с Котковой, — вдруг мелькнуло в голове у Вернера Гегенмана. Он тут же ухватился за эту мысль и начал ее развивать. — Почему бы ей не сопровождать меня по всей Словакии, она могла бы быть моей переводчицей. Немецкий она, правда, знает не так хорошо, как Видлак или Рудольф, но для неофициальных встреч ее знаний хватит.
Отличная идея, Вернер, совместишь приятное с полезным, — похвалил он себя. — Да, и еще одна приятная деталь. Ведь вчера она мне предложила пользоваться ее машиной во время поездок по Брно, чтобы не слишком мелькать на своем белом «мерседесе». Наверняка она не будет возражать против поездки в Словакию на ее «фиате». Так для меня будет лучше…»
В этот момент он спохватился. «Почему Квета решила, что мне надо меньше мелькать на своем «мерседесе»? Неужели она подозревает, что я занимаюсь еще кое-чем кроме журналистской деятельности?»
Гегенман беспокойно заворочался на диване. В памяти его всплыли слова Штейнметца, сказанные когда-то в мюнхенском ресторане «Шпатенброй»: «Чем больше людей будет знать, чем вы занимаетесь в действительности, тем больше опасность того, что на этой работе вы не состаритесь…» И потом, он еще что-то говорил о женщинах и алкоголе, вспоминал Вернер Гегенман. Как это? «Если время от времени кто-то и проваливается, то в большинстве случаев в этом бывают повинны женщины или алкоголь. Наибольшее искусство в нашей работе — остаться незаметным».
Гегенман вновь заворочался на диване и еще раз повторил: «остаться незаметным»… Это ему удавалось, не так ли? Пока что о его действительных занятиях кроме Штейнметца и его Центра знали только двое: Видлак в Чехословакии и Шнелль в Румынии. А они очень осторожны, чтобы болтать об этом где попало. Впрочем, они замешаны в этом деле так же, как и он, и выпутаться из него безнаказанно уже не смогут.