— Следовательно, и после этого визита мы не продвинулись ни на шаг?
— Это как посмотреть, Милан. Мы теперь более четко знаем область его интересов, начинаем проникать в его методы. Сейчас можно определенно сказать, что его интересуют промышленность и политика, военной разведкой он не занимается. Это и осложняет дело! Если бы в поле его деятельности оказались какие-нибудь военные объекты, нам было бы проще. Но все равно мне кажется, что он скоро провалится.
— Я тут знаете о чем подумал? Хорошо было бы кому-нибудь из наших парней познакомиться с Котковой. Может быть, она чем-нибудь похвастается…
— Посмотрим… Если не познакомиться, то уж, во всяком случае, глаз с них не спускать. Будапешт бомбардирует меня запросами почти каждый месяц, а теперь, когда мы информировали Софию, ходом дела, начинают интересоваться и болгары. Наверное, скоро откликнется и Бухарест, Гегенман, видимо, занимается всем этим регионом…
— Может, попытаться задержать ему на некоторое время визу? Или что-нибудь в этом роде…
— А что это даст, Милан?
— Думаю, что тогда пришлось бы поактивнее быть тем, кто с ним здесь связан.
— Может быть, они и стали бы активней, но в отсутствие главного действующего лица начинать операцию было бы нецелесообразно. Мелкую рыбешку переловим, а щука улизнет. Нужно что-то делать, но спешить нельзя. Когда ты познакомишься с последними данными, подумай хорошенько над ними, нужно составить план действий. Мы уже с ребятами кое над чем покумекали и, видимо…
Подполковник Тесарж не закончил фразу, так как в дверях появилась Иржина Немечкова, неся на подносе кофе.
Прощаясь с капитаном Немечеком, подполковник как бы мимоходом сказал ему:
— Быстрее поправляйся, поступили кое-какие сведения из Шумавы, которые тебя наверняка заинтересуют.
XII
То субботнее утро в конце октября было хмурым и холодным. Облака плыли так низко, что казалось, будто вот-вот зацепят за землю. По автостраде, протянувшейся от Нюрнберга до Байрейта, ехал темно-синий «мерседес». Вацлав Пешель равнодушно смотрел на обгонявшие его машины. Он не спешил. Ему нужно было к обеду попасть в один шумавский городок, из которого он уехал всего лишь два года назад, и его не покидала уверенность в том, что он будет там вовремя, даже не нажимая на педаль акселератора до отказа. Всю свою жизнь он ездил аккуратно, зачем же теперь менять свои привычки, когда ему скоро стукнет шестьдесят?
Он медленно ездил в 1944 году, когда на автокурсах вермахта его учили управлять грузовиками и танками, и потом, когда его посадили в пятнистый «тигр» и послали на западный фронт. На этом танке в апреле 1945 года он воевал так «героически», что американцы даже не сочли нужным его подбивать. Они только вытащили членов экипажа одного за другим из этого железного гроба и отправили в лагерь для военнопленных…
На стекло «мерседеса» Пешеля упали крупные капли дождя. Он нажал кнопку стеклоочистителя, а про себя пробурчал: «Дождь мог бы и подождать часа два…» Скоро дорога поведет его по Западной Чехии, к родным местам.
Родные места… Когда в 1946 году американцы выпустили его из лагеря, он сразу поехал туда, в родной уголок Шумавы, к матери, так как отец еще до того, как Вацлава призвали, погиб где-то под Сталинградом, а о Хильде с Гертой он вообще ничего не знал. Тогда они были в сложной ситуации. Мать должны были включить в список на выселение, но она везде показывала метрику, согласно которой считалась чешкой…
На лице Пешеля появилась ироническая улыбка: чешка… Может, она и была ею до тех пор, пока не вышла замуж за отца. Детей своих отец тоже превратил в немцев, послав их в «гитлерюгенд». А дальше уже все шло одно за другим: сестра Хильда работала в люфтваффе, он стал танкистом, а Герта перевязывала раненых в госпитале. В итоге все они, кроме отца, пережили тяжелые времена. Сестры после войны остались в Германии, а для него мать благодаря своей метрике добилась даже чехословацкого гражданства.
После смерти матери он попросил разрешения на выезд. Получив такое разрешение, он продал Шимону доставшийся ему от матери домик и выехал в Нюрнберг, туда, где жила одна из его сестер. Она подыскала ему приличную квартиру, и он начал искать работу. Это оказалось непростым делом: кому был нужен шестидесятилетний старик? Сначала он думал, что мог бы, как в Чехословакии, работать администратором в какой-нибудь гостинице, но куда бы он ни обращался, все было напрасно. В конце концов ему пришлось устроиться швейцаром. Работа, конечно, не ахти какая, заработок маленький, и он: так и влачил бы жалкое существование, если бы не повстречал Тони Лотара…