– Правда, Наташенька, чистая правда. Выкинь всю эту лабуду из головы! Помнишь, мы с тобой в автомагазин заходили, у тебя ещё реакция на автокраску была? Помнишь, как чихала, даже кровь брызнула?
Наташа серьёзно кивнула и молча ждала продолжения. Сергей прижал её к себе и прошептал на ухо:
– Мой платок в кармане куртки остался. Вот и всё. Я руку за пропуском опустил и вытащил платок, а уж что дальше делать, мне наш врач подсказал. Мужики в лаборатории без лишних слов из твоих сопливых ручьёв ДНК выделили. И через несколько часов результат мне дали. После того, как я его прочёл, жалел только об одном.
– О чём? – тихо спросила Наташа.
Кожевников сжал зубы, забросил голову вверх и твёрдо сказал:
– О записке.
Наташа вздрогнула и выбралась из мужских объятий, затем встала, набросила лёгкий шёлковый халатик и вышла из спальни.
– Натуль, прости меня. – Кожевников тоже поднялся с постели и поспешил за любимой. – Наташ, ну хочешь… хочешь, я её… не знаю… ну, хочешь, я её съем?
Наташа повернулась, подумала и кивнула. Затем быстро вышла и вскоре вернулась с измятым листом бумаги. Кожевников медленно порвал его на мелкие кусочки и собрал обрывки в ладонь.
– Посолить? – ехидно поинтересовалась Наташа. Она наблюдала за действиями Сергея с каким-то болезненным удовольствием. Кожевников пожал плечами и открыл рот. Наташа перехватила его ладонь и сгребла обрывки бумаги, затем бросила их в пепельницу и молча подожгла.
– Ты можешь мне запретить видеть тебя, Серёжа, слышать тебя, даже верить в тебя… Но думать о тебе и любить запретить невозможно, – произнесла она, глядя на яркое пламя, пожирающее кусочки бумаги.
Сергей обнял её и зашептал ей на ухо:
– Я хотел, чтобы ты была счастливой, чтобы забыла меня, чтобы полюбила другого…
– Зачем мне другие, Серёжа? Я не хочу быть вагоном, в который входят и выходят. Мне нужен один пассажир… с которым я доеду до конечной. Ты. Я ведь тоже сегодня сдала наши материалы на ДНК-тест.
– А где ты взяла мои…
– Ты такой безалаберный, Кожевников, что забыл свою зубную щётку!
– Это я безалаберный? Да я, хочешь знать, самый что ни на есть лаберный!
– Ну разумеется! Ты меня сейчас разозлишь, я тебя заставлю пепел вместе с пепельницей сгрызть! Да, кстати, курить тебе надо бросать. Жаль, что проверить не смогу, – шмыгнула носом Наташа и прижалась к улыбающемуся Кожевникову.
– Почему?
– Ну ты же уедешь завтра, а как ты там себя вести будешь, одному Богу известно.
– Наталь, – Сергей помолчал, а затем тихо сказал: – я рапорт написал. На перевод. Я в Академию еду. Ты как? Со мной или…
– Никаких «или»! Только вместе. А как же дом, Серёжа?
– А что дом? Дом остаётся нашим, мы сюда приезжать будем в отпуск, на праздники, детей привозить будем.
– Летом.
– Почему летом, Наташ?
– Потому что… летом, Серёжа, дети у нас появятся. Где-то в июне.
Кожевников оторвал от себя Наташу и глянул ей в глаза.
– Натуль, это не ошибка?
– Я всё-таки заставлю тебя слопать остатки твоего письменного творчества. И будет тебе летом расплата за ошибку. – Она уткнулась носом в грудь Сергея и прошептала: – Это правда, никакой ошибки. Я так этого хотела и это свершилось.
Кожевников крепко прижал свою будущую жену к себе, сжал зубы до боли, только бы она не увидела его заполненные слезами глаза. Ребёнок. Его и любимой женщины. Которая простила ему всё, все его ошибки, не требуя расплаты, а наградив его своей любовью и обещая замечательное будущее.
Конец