Ольга вздрогнула и нервно сглотнула. Шторгин побарабанил пальцами по столу и строго проговорил:
– Я буду поднимать вопрос перед командованием о наложении взыскания и понижении вас в должности. Можете идти.
– Но, Евгений Петрович, ведь ничего страшного не произошло! – Ольга сделала шаг к столу и удивлённо посмотрела на врача. – Вот если бы…
– Что вы хотите сказать? Что если бы Наташу сегодня изнасиловали, а возможно, и убили, тогда бы вы начали шевелиться?
– Да не убавилось бы от неё, – тихо пробурчала старшая медсестра, но тут же замолчала, глядя на носки своих туфель, а затем тихо прошептала: – И вы тоже не ангел.
Шторгин помолчал, прикусив губу, а потом тихо и спокойно сказал:
– Я жду ваш рапорт об увольнении по собственному желанию. Вопрос с комендантом будет решать командование. Вы свободны.
– А кому мне передать дела? – с усмешкой спросила Ольга, уверенная в своей незаменимости.
– Пластовой. Наталии Петровне. Ещё вопросы будут? Нет? Свободны!
Через час Ольга Иосиповна демонстративно сдала ключи и, громко хлопнув дверью, вышла из корпуса. Кожевников проследил за ней, сфотографировал её машину и тут же передал фотографии по сети, чтобы получить в ответ короткое «Понял». Теперь он точно знал, что данную машину уже не выпустят из внимания.
– Ты кого тут караулишь, Сергей Иванович? – голос Шторгина вернул Кожевникова назад в отделение.
– Да так, Евгений Петрович, ты же знаешь, безопасность превыше всего.
– Ну да, ну да, особенно для тебя. Так, больной… нет, выздоровевший. Я тебя выписываю. Через два дня можешь забрать свои документы.
– Евгений Петрович, ты оформляй мне двухнедельный отпуск по болезни.
– Оба-на! – брови Шторгина взлетели вверх. – Я чего-то не знаю?
Сергей потёр лицо ладонями и тихо сказал:
– Мне Наташу устроить надо. Только потом в Управление.
Шторгин помолчал, пожевал губами, резко сунул кулаки в карманы белого халата.
– Серёж, ты с ней аккуратнее, ладно? Девочке и так досталось. А тут ты ещё со своими прибамбасами.
– Жень, кажется, я того… влюбился. Понимаю, что разница у нас с ней уму не поддаётся, и возраст, и расстояния, и её семья, наверное, будет не в восторге, а я…
– Расстояние… Разница в возрасте… они ничего не решают, Серёжа. И мнение родителей тоже. Всё решают люди и всё портят люди. Сами. Мы с тобой уже далеко не мальчики, а что имеем? Профессия, чужая боль, чужие проблемы, а где своё? А годы проходят, причём всё быстрее и быстрее. А мы боимся рискнуть, а надо просто поверить в себя. И ты попробуй, рискни. Верь в себя, люби, ничего не бойся, будь свободным, рискуй… Понимаешь, я тебе как врач скажу, жизнь такая штука, что вроде бы ты вот молодой, молодой, а потом бац – и конец… Оглядываешься и думаешь о том, как много всего не сделал, потому что боялся, стеснялся, струсил… А оказывается – не надо ничего бояться… Рискуй… Пусть даже ошибёшься… Это жизнь… И главное, конечно, любить… любить друг друга… Всегда, каждую минуту…
– Женя, что с тобой?
– Да так, ничего. Мне же тоже скоро сорок, а я кроме своей работы и не имею ничего. Понимаю, дом, машина, барахло всякое. Это всё можно купить, а остальное? Как узнать, что твоё? И поверить в это. Вот и умничаю тут перед тобой. А сам, между тем, дуб дубом! Ладно, езжай. Пусть Наташа пока отдохнёт до понедельника. Но ты ей скажи, пусть отделение принимает.
– Евгений Петрович, так она же совсем молоденькая.
– Вот и хорошо! У неё такой характер, что мы друг друга дрессировать будем. Ну, давай, Сергей Иванович, до встречи!
***
– А почему вы… ты так на меня смотришь?
Наташа суетилась на кухне, готовя ужин, а Сергей наслаждался покоем и каким-то необъяснимым умиротворением. Будто нет на свете ни войн, ни потрясений, нет неприятностей и горя, а есть только Наташа и он. И тишина. И её нежный голосок. Она смотрела на него с улыбкой и ждала ответа. А что он мог ей сказать? Что никогда вот так он не сидел на этой кухне, не наблюдал за женщиной, что готовит ему ужин, не отдыхал от шума. Что впервые в жизни он вдруг понял, что у него есть Дом, куда он может вернуться. И Женщина, к которой хочется вернуться.