— С днем рождения, мой родной, — шепнула она.
Кошмар
Покинув гостиницу, они проехали всего пару миль, когда Лоуренс сказал:
— Есть еще одно местечко, куда я, бывало, ходил.
— «Пристанище странников», — прочитала Вайолет на дорожном знаке на обочине автострады. — Какое местечко, Лоуренс?
— Оттуда открывается вид на всю долину. Я мог бы его показать, если хочешь.
— А туда далеко ехать? — Она сразу пожалела о том, что в ее голосе явственно слышалось отсутствие энтузиазма. — Конечно, давай съездим туда, если это место важно для тебя.
— Только если тебе тоже будет интересно. Может быть, нам удастся все-таки привнести немного волшебства в эти выходные.
— Я думала, тебе тут нравилось.
— А я считаю, что мы могли бы провести их и лучше, если бы не эта толпа.
А ведь Вайолет считала, что Лоуренс разделяет ее ироничное отношение к происшедшему. Похоже, он просто скрывал свои чувства, чтобы не расстраивать ее. В гостинице, которая запомнилась ему в детские годы, теперь отдыхала целая толпа каких-то стариков. Они заполонили это место, точно замедляя в нем течение времени, подстраивая его под свою скорость, отчего в коридорах с выцветшими обоями пахло затхлостью и слышались их шаркающие шаги и натужное дыхание. Лоуренс хотел вспомнить здесь детство и поделиться этими воспоминаниями с Вайолет, но вместо этого они столкнулись с образом того, что ждет их в будущем. Днем они отправлялись на прогулку в холмы, но гостиница стояла в глуши, и вечером сбежать было некуда, поэтому они оказались в ловушке: приходилось либо мириться с караоке в баре, либо сидеть в битком набитой комнате отдыха и лицемерно посмеиваться, глядя по телевизору невероятно старые комедии, — их соседи по гостинице пристально следили, присоединяется ли эта пара к всеобщему веселью.
— Малыш… — передразнивая их, повторил Лоуренс, будто это слово подводило итог всех их мытарств.
— А я и не знала, что тебе не нравится, когда тебя так называют, — улыбнулась Вайолет. В конце концов, некоторые старики и ее называли малышкой. — Надеюсь, ты хотя бы мой малыш.
— Мне не нравится, когда со мной говорят снисходительным тоном. Староват я уже для этого.
Он жаловался или хвастался? С тех пор как они оба вышли на пенсию, Лоуренс, казалось, почувствовал неуверенность в себе и, чтобы компенсировать это, стал вести себя агрессивнее. Словно строгость, с которой он относился к студентам, была чем-то вроде брони, скрывавшей его ранимость. Вайолет полагала, что теперь, когда они оба уже не тратят время на чтение лекций, они смогут по-настоящему сблизиться. Нельзя замыкаться в себе — особенно, если это приведет к чувству отчужденности друг от друга. Включив поворотник, она свернула с шоссе.
— Давай полюбуемся тем твоим видом, — сказала она.
Январское солнце спряталось за огромным косматым облаком, и в его холодном свете чернели обнажившиеся останки былого пейзажа. Дорога вилась среди голых полей, с двух сторон от нее темной громадой нависали живые изгороди, ощетинившиеся шипами. Иногда в переплетении ветвей Вайолет замечала птицу-другую — а может, то метались от ветки к ветке жухлые листья, подхваченные холодным ветром, задувавшим и в машину. Когда дорога обогнула последнее поле, Лоуренс подался вперед.
— Что это там, впереди? Этого не должно здесь быть.
Конец дороги перекрывал ряд широких бунгало, а перед дачным поселком что-то зеленело — должно быть, лужайка, разделенная этой же дорогой. Когда живые изгороди остались позади, Вайолет увидела, что бунгало тянулись в обе стороны, сколько хватало взгляда.
— Наверное, тот замечательный вид понравился не только тебе, — предположила она.
— Тогда они не должны мешать и другим наслаждаться им.
— Хочешь, вернемся?
— Я хочу, чтобы тут все было, как прежде. Давай попробуем объехать поселок, ладно? Может быть, та тропинка еще сохранилась.
— В какую сторону ехать, Лоуренс?
— Попробуем пробраться там, где проезд не запрещен. — Он неопределенно махнул рукой в сторону домиков. — Я тебе скажу, если запримечу знакомые места.
На дорожном знаке, высившемся на широких бетонных подпорках при въезде в поселок, виднелась надпись «Луговой проспект». По крайней мере Вайолет сочла, что дорога называется именно так: плакат с объявлением о пропавшей собаке закрывал первое слово почти полностью. Другой такой же плакат чуть отклеился и трепетал на ветру на указателе у развилки в нескольких десятках ярдов дальше — насколько Вайолет могла судить, там было написано: «К скалам».