Вскоре я проникся к этой девушке самыми страстными чувствами. Я звонил ей по телефону, мы болтали, делясь ничего не значащими пустяками; она сохраняла ту же дружескую дистанцию. Я пригласил ее в бассейн, она отказалась под предлогом аллергии на хлорку, а выбраться на море ее нельзя было уговорить никаким образом. Вечером мы вместе напивались. Она учила персидский: радостно ухватившись за этот нелепый предлог, я разглагольствовал о происхождении индоевропейских языков, тему эту, я, в сущности, знал весьма поверхностно, но она доставляла мне большое удовольствие. Временами девушка со свойственной ей решительностью и конкретностью перебивала меня и внезапно, без какой-либо связи меняла тему разговора; спустя час она так же внезапно к ней возвращалась и тут же переходила к другой. Я наблюдал за ней, пока она говорила. Она вообще-то не была красива, но меня восхищало, как непосредственно и легко жили ее лицо и тело. Она разражалась хохотом, бокалы и лед звенели, зажигалки скрежетали и щелкали, монеты позвякивали на цинковых круглых столиках — что за чудесная идиллия! К концу ночи она всегда уходила — как обычно, смеющаяся, сердечная, непреклонная и веселая.