Как только удавалось это совершить, стена становилась прозрачной как стекло, и Таракай начинал видеть улицу, дорогу и за ней – тополя, растущие рядами. За тополями синели горы, а за ними простиралась другая, ещё неизвестная Таракаю жизнь. В эту жизнь необходимо было всмотреться, как в тёмный чулан, чтобы разглядеть детали.
Взгляд Таракая проникал всё дальше, держась на известном расстоянии от земли. Ландшафт менялся, появлялись другие страны и города. Взгляд становился зорким как у орла, продолжая своё путешествие. И, описав полный круг, возвращался к стене, возле которой сидел Таракай, наполняя его тишиной и покоем.
На этом медитация и заканчивалась.
Точно таким же образом медитировал когда-то и Бодхидхарма, основатель дзэн-буддизма и кумир Таракая. Стена, возле которой он сидел, была одна и та же, китайского происхождения. Она помогала Бодхидхарме совершать медитацию в течение девяти лет. У Таракая же не было своего дома и своей стены. И поэтому стены в жизни Таракая менялись одна за другой, как дамские перчатки.
*
Приехав однажды в Горно-Алтайск, Таракай направился к дому, стоявшему неподалёку от центра, в котором жили его друзья.
Муж и жена, сыгравшие недавно свадьбу, несказанно обрадовались ему. И вскоре уже рассматривали в гостиной, за накрытым скатертью столом, новые рисунки Таракая.
Сидя на мягком диване, Таракай вспоминал лучшие минуты своего труда, происходившего на природе. Как лесная малина отливала на солнце синевой, стрекозы наполняли воздух стеклянным блеском, и река Катунь, встречая на своём пути камни, покрывалась за ними узорами, напоминавшими малахит…
Но вот часы, висевшие в гостиной, пробили полночь. И хозяева квартиры, постелив Таракаю на диване, простились с ним до утра.
*
Когда Таракай проснулся, было уже светло. Солнце квадратными пятнами лежало на полу. Таракай отыскал участок стены, свободный от мебели, и сел напротив него.
В часы медитации Таракай обычно молчал. Но в этой квартире, спустя какое-то время, произнёс:
– Пять – ноль.
Продолжая медитировать дальше, Таракай сообщил:
– Пять – один в пользу португальцев. А шведы, эти жидконогие северяне, стараются изо всех сил, но у них ничего не получается!
Хозяева квартиры готовили завтрак на кухне. Услышав эти слова, они переглянулись. И приготовились слушать дальше, что скажет им Таракай.
И тут застучал мельхиоровой крышкой чайник, поставленный на огонь. Оконная штора вздрогнула от сквозняка и разбросала свои нарисованные ромашки по воздуху. В стене, казавшейся глазу однородной, заговорили кирпичи… Жизнь, окружавшая хозяев, развернулась необычайно широко. И, как им показалось, затронула даже тонкие миры... Хозяева с удивлением смотрели вокруг себя, не узнавая окружающее!
А ближе к обеду, когда Таракай уже ушёл, хозяева квартиры узнали, что в это утро состоялся футбольный матч между Швецией и Португалией. И за стеной, возле которой медитировал Таракай, работал телевизор.
Как рисовать медведя
Таракаю заказали нарисовать медведя, хозяина лесов. И не просто нарисовать, а с прицелом. Чтобы тот стоял на задних лапах, высматривая добычу, возле кедрача.
Таракай, ни разу не видевший медведя, лишился по этому случаю сна. От долгого отсутствия аппетита живот его сдулся, как мяч. Возле глаз появились морщины, а глаза… Впрочем, лучше о них не вспоминать. Его глаза, и без того смотревшие по-азиатски, превратились в узкую щель. Из них ушла весна, подруга его существования! Необходимо было что-то решать, и Таракай стал собираться в дорогу.
Чтобы представить себе медведя, Таракай, находившийся в Уймонской долине, поднялся на Теректинский хребет. И целый день, заложив руки за голову, ходил среди каменных нагромождений и рычал: «Ву-у-у, ву-у-у».
Утром, желая закрепить образ медведя, подсказанный ему крепким сном, Таракай продолжал имитировать его походку и голос.
– Ву-у-у! – кричал Таракай, прислушиваясь к эху. Раздвигая своим плащом влажные клочья тумана, будто он плыл по реке.
И тут из тумана послышалось ответное: «Ву-у-у!»
– Это сказал не я, – заметил Таракай, чувствуя, как побежали по всему его телу мурашки. – Значит…
Когда показался медведь, Таракай продолжал идти и кричать «ву-у-у!», с опаской поглядывая на зверя.