Мари не понимала, о чем ее Эктор говорил. Но поцелуй она поняла и была благодарна.
Резко зазвонил звонок.
Мари подошла к двери.
— К тебе пришли, дорогой, — крикнула она.
— Кто пришел? Ко мне?
Мари появилась в спальне.
— Я не знаю. — Она запыхалась. — Он не назвался. Говорит, у него к тебе дело. Это старик…
Вейн вышел в гостиную.
В проходе маячила тень. Тень двигалась, вошла в гостиную.
Это был древний старик из ломбарда с черепом цвета слоновой кости.
— Добрый вечер, мистер Вейн, — пробормотал он. — Если гора не идет., гм… к Магомету, тогда… гм… Магомет идет к горе.
— Меня задержали.
— Принимаю ваши извинения. Но перейдем к делу. Я пришел за портретом Он готов?
Вейн порадовался тому, что в гостиной царил полумрак. Мари не смогла прочитать алчное вожделение, сверкнувшее в этих злобных глазах существа без возраста.
— Да, он готов, — буркнул Вейн.
— Великолепно. Могу ли я… увидеть его? — осведомился старик.
— Можете. Я включу свет. Поднимите покрывало с этого мольберта.
Зажегся свет. Костлявый палец судорожно вцепился в ткань, сорвал ее. Его глазам предстал портрет.
Старик, как завороженный, уставился в свои собственные костлявые черты.
Нарисованный по памяти, в каждой своей черточке… это был настоящий оживший череп. И все же он раскрывал мерзость, гробовой ужас того, что могло быть названо Душой.
— Идиот! Что это за шутки!
Голос звучал как бы из колодца. Мари вздрогнула, а Вейн рассмеялся.
— Вы просили портрет любого живущего человека. Любого живущего. Эти слова вдохновили меня. И вот перед вами ваш портрет. Ваш собственный. Не отрицайте, что мне не удалось отразить вашу душу. Она издевается над вами прямо с холста.
Берите вашу мерзкую душу и убирайтесь. Я дал дьяволу то, чего он заслужил.
Старик посмотрел-посмотрел и пожал плечами.
— Я думал, что это невозможно, — сказал он. — Что смертный в состоянии так провести меня…
— Так вы признаете свое поражение? — воскликнул ликующе Вейн. — Вы признаете?
— Да.
— Благодарю вас за это признание. Я уверен, его нелегко вырвать у вас. В следующий раз будьте осторожнее. Вы думали, что я уже ваш. Не так ли? Думали, что я продам вам свою душу или душу своей жены, да? Вы предупреждали меня против женщин — но в конце концов я был спасен женщиной. Она сожгла все портреты, а я сделал этот. Вы сослужили мне в итоге очень хорошую службу.
Вейн обнял Мари и смотрел, как дергается рот древнего старика.
— Да, хорошую службу, — повторил Вейн. — Я не только перехитрил вас и получил славу и власть — вы помогли мне вновь соединиться с моей женой. Наконец я понял, что такое настоящие ценности. По иронии судьбы, вы стали причиной моего духовного возрождения. Вас это не коробит?
Вейн довольно хмыкнул.
— Ну, чего вы ждете? Вот ваш портрет. Берите его.
Мерзкая физиономия, смотрящая с холста, вполне гармонировала с ее живым отражением.
Старик ухватился, было, за мольберт, но вновь повернулся к художнику.
— Между прочим, — сказал он, — одна маленькая деталь. Чтобы придать нашей сделке законный вид, я хотел бы получить обратно маленькую голубую расписку, которую я вам выдал.
— Хорошо. И тогда с вами будет покончено.
Вейн вошел в спальню.
— Мари, — позвал он. — Куда ты повесила мой плащ? Там в кармане была квитанция…
Мари подошла к двери.
— У меня для тебя сюрприз, — сказала она. — Пока ты спал, я пошла и купила тебе кое-что.
Мари раскрыла пакет, который принесла с собой.
— Новый плащ, — улыбнулась она. — Твой старый пришел в негодность, и я подумала, что ты заслуживаешь…
— Мари! Что ты сделала с моим старым плащом?
— Я… я сожгла его…
— Сожгла?
У входа появился старик.
— Да, — зашептал он. — Как я уже говорил, женщины часто становятся моими союзницами. Вашего плаща нет. Расписки тоже нет. Только при наличии расписки вы могли бы откупиться от меня.
— Но…
Стало очень тихо. Старик проскользнул в комнату. Он оттолкнул Мари и закрыл дверь.
— Ты уже сыграла свою роль, — прохрипел он. — Ты сожгла ее. А теперь…
Вейн отступил к стене. Старик приближался к нему, его когти судорожно сжимались. Глаза горели. Вейн хотел закричать, когда когти потянулись к нему, но в нем не осталось сил для крика.
Теперь он знал, что гореть в огне было суждено не только старому плащу.