Оба замолчали на пару секунд, призадумались. Получать отказ в любом виде не входило в мои планы. Я предложил компромиссное решение:
— Забирайте по рубль девяносто. Я вам оставлю пять ящиков на пробу. Обменяемся телефонами. Через несколько дней я позвоню и узнаю, что к чему. Устраивает такой вариант? А, братья-армяне?
Мецмам посмотрела на сына, кивнула. Тяжело поднялась со стула. Потрепала меня по плечу.
— Маладэц. Многа прадащь. — Она быстро направилась к выходу из кабинета. Бросила на ходу Лермонту: — Сынок, пять минут. Садимся хлеб кушать. Приходи, не задерживайся. С этим разберись и приходи наверх.
— Хорошо, Мам, сейчас иду. Гамлет мне пиццу везёт. Не обижайся, я вечером ламаджо поем. Маам! Ну, Маам!
Мецмам остановилась в дверях на секунду.
— Э-э-э! Кушаешь всякую дрянь. Делай что хочешь.
Она вышла. И уже в коридоре донёсся её громкий голос:
— Каринэ! Ай, Каринэ! Ай, девка! Иди, накрывай на стол.
Лермонт посмотрел на меня внимательно. Я по-прежнему ничего не понимаю, делаю вид безразличный.
— Ладно. Рубль девяносто, так рубль девяносто. Не будем мелочиться.
Мы обменялись телефонами. Я назвался Юрой. Никаких накладных и бумаг — всё на словах, на доверии. Он так сказал, он человек слова. Хорошо. Я согласился. Я тоже человек слова. Короба надо сдать на склад. Там Вазген примет. Он позвонил, распорядился. Сертификаты никакие не нужны. Ну, раз есть. Давай, на всякий случай. Я оставил копии. И, уже собираясь выходить, я спросил, не выдержал. Любопытство или баловство моё, не знаю, меня распирало как-то поддеть, посмеяться, тонко так:
— Лермонт, скажите. Я всё понимаю. — Я хотел спросить, «почему Лермонт», а произнёс: — Но… Серьги зачем в ушах?
Он не успел ответить — у меня зазвонил «Сименс». Я извинился и принял звонок. Чёрт дёрнул Артура, моего Белгородского приятеля, заговорить со мной на армянском языке, в кои-то веки. Всегда разговариваем на русском, а тут. Стал что-то мне возбуждённо рассказывать. Звук в трубке громкий. Лермонт прислушался, как-то напрягся. Я, было, отвернулся, сделал шаг в сторону. Нет, не помогло. В тишине кабинета всё слышно. Проклятый динамик. Я прокололся. Не смог сохранить своё инкогнито. Эх! Ответил я Артуру по-русски. Перебил его, сказав, что перезвоню позже. Виновато посмотрел на Лермонта. Тот удивлённо спросил по-армянски:
— Так ты армянин? То-то я смотрю, смотрю: что-то такое, не русское.
Я отшутился репликой из известного армянского анекдота:
— Армянин, но голодный. Извини.
Он улыбнулся, спросил:
— Откуда сам?
— Местный. Белгородский, — ответил я.
— То-то я слышу, акцент немного есть. А мы из Иджевана, с района.
Он секунду подумал, сказал доброжелательно, предложил:
— Что ж ты, сукин сын, за нос меня водишь. Комедию тут разыгрываешь Ия! Вот человек. Ну, ладно. Артист! Хитрый артист. Ха. Раз ты голодный армянин... В таком случае, приглашаю тебя на обед. Пошли-пошли. Отказ не принимаю.
Лермонт спрыгнул со своего удобного кресла. Вот тут мне пришлось удивляться. Удивил, так удивил. Лермонт, Лермонт! Он оказался коротышкой, в полном смысле этого слова. Его рост не превышал метра тридцати – тридцати пяти сантиметров, причём тело и голова были вполне взрослыми и сформированными, но вот ножки оказались совсем детскими, крохотными, задержанными в развитии (это я позже узнал).
Он, широко улыбаясь, подошёл ко мне, мелко и часто ступая, сильно переваливаясь телом. Протянул руку для знакомства. Ни тени смущения у человека, чего не скажешь обо мне. Я смутился. Встал со стула, протянул свою руку на встречу:
— Артём. И прости за комедию. — Мне стало не ловко. Тем более я намного младше.
— Да ладно тебе! Кстати, серьги в ушах — это своего рода оберег, от сглаза. До меня пятеро братьев и сестёр моих померли, не дожив до года. Серьги у меня с самого рождения. Какой же ты армянин, такой приметы не знаешь? Есть у нас традиция, есть издревна. Я вот выжил. Правда, немного с дефектом получился. — Он засмеялся. Никакого стеснения. — Зато младший брат, Гамлет, просто красавец, Аполлон во плоти. Хотя он довольно поздний ребёнок. Маме за пятьдесят было, когда он родился. Её все отговаривали, но мать настояла на своём и родила. Говорит, ангел ей нашептал, чтобы рожала, не боялась. Представляешь! Разве это не чудо. Сейчас ты его увидишь Гамлета. И у него серьга в ухе — одна. Ну, пошли-пошли. Ара, что застыл? Пошли обедать. Я голоден.