Тьенетта помогала госпоже Парангон раздеваться, а я стоял тут же. (Просто не понимаю, как я мог позволить себе такую нескромность). — Так вот, милая Тьенетта, — проговорила она, очевидно, не замечая меня, — вам очень хотелось, чтобы я вернулась, и вот я с вами. — Тьенетта, ни слова не произнеся, поцеловала у нее руку и я заметил, что глаза ее полны слез. (От угрызений совести; понимаешь, она еще не привыкла к пороку и совесть у нее не спокойна). — Милая Тьенетта... — продолжала госпожа Парангон, — теперь меня это уже не волнует... Однако я никак не думала, что это возможно... Я была очень неосторожна... я ведь знала его ... мне не следовало ... Если я и огорчаюсь теперь, так лишь из-за той, которая... — Тьенетта вздохнула и взглянула на меня. Госпожа Парангон, как видно, погрузилась в раздумье, из которого она вышла, чтобы обратиться ко мне. Она сказала мне, если не ошибаюсь, что-то очень ласковое, но я почти не слышал ее — такое смятение и восторг вызывал ее голос в моей душе. Разговаривая со мной, она что-то искала, потом протянула мне прекрасные золотые часы и спросила при этом, сумею ли я их завести? В ответ на мои слова она показала мне, как это делается, и предложила их мне, добавив: — Дарю их вам от имени особы, которая вас очень ценит. — Я ответил: — Они будут для меня, сударыня, самым ценным из всего, чем я владею, и я всю жизнь буду помнить от кого я их получил. — С этими словами я удалился. Я готов был подумать, что часы дарит мне мадемуазель Манон, однако боялся, что таким предположением чересчур льщу своему самолюбию.
Что ты мне на все это скажешь, любезный Пьер? Право, мне кажется, что госпожа Парангон — единственная вполне достойная женщина среди всех, которых я видел. Ты не можешь представить себе эту нежность, эту спокойную сдержанность. Она приветлива со всеми; она ласкова с Тьенеттой; ей все известно и тем не менее она зовет ее «милая Тьенетта»! Она во всем упрекает самое себя и говорит, что сама виновата. А та не умирает от стыда у ее ног! Она осмеливается смотреть ей в лицо! О, я бы на ее месте погиб, провалился бы сквозь землю! Прелестная женщина, вы достойны венца, достойны такого сердца, которое ... вы заслуживаете человека, достойного вас!
Теперь мне уже не так нетерпится вновь увидеть Эдмэ; да и мадемуазель Манон кажется мне теперь не столь красивой, а женщина из наших мест — просто ничто. Все прелести вместила в себе Колетта К***...
Прощай, любезный Пьерро! Никогда еще так нежно не любил тебя твой Эдмон.
ПИСЬМО XVIII
Отвечаю тебе, любезный братец, наспех и первым делом скажу, что всегда тебе говорил: твоя Тьенетта немногого стоит; скажу также, что очень рад, что ты не уверен в том, что видел в отношении мадемуазель Манон; не могу скрыть от тебя своего удивления, что ты так расхваливаешь госпожу Парангон, замужнюю женщину, другое дело будь она девушкой или вдовой, а тут тебе делать нечего, любезный Эдмон, и не советую тебе забивать голову ее достоинствами; этим пусть занимается ее муж, а ежели он ее не ценит, тем хуже для него. Скажу тебе еще, что, как мне кажется, ты в делах дружбы вертишься как флюгер — нынче у тебя одна, завтра — другая, и вообще у тебя семь пятниц на неделе. Но я очень рад, что ты привыкаешь к городу, и, пожалуй, чересчур к нему привыкнешь, но ведь тебе предстоит там жить, так уж лучше любить его, чем ненавидеть; но не забывай наставлений нашего батюшки и не подражай без разбора всему, что видишь, и берегись самого себя; я слышал от людей старинных и мудрых, что человек самому себе самый опасный враг. Будь осмотрителен и выбери себе такую, какая тебе под стать — будь то мадемуазель Манон или мадемуазель Эдмэ; ты еще юнец в чересчур молод для женитьбы, потому что еще не устроился в жизни; однако, если представится случай и к тому же удачный, то женитьба скорее поможет тебе в живописном искусстве, чем повредит, ибо жена, располагающая достатком, развяжет тебе руки. А потому обращай внимание на поведение девушки, на ее семью, на ее приданое; все это очень важно, и все же последнее — наименее важное из трех соображений, хоть и им пренебрегать нельзя. Что касается меня, то все это я обретаю у Мари-Жанны, да еще и миловидность вдобавок, хоть ты и злословишь малость насчет наших крестьянок; желаю тебе такой жены, как она, или же — и это доказательство моей любви к тебе — желаю тебе понравиться мадемуазель Манон; мы знакомы с ее семьей; это семья почтенная и располагающая достатком; войдя в нее, ты не унизишься, а наоборот, возвысишься; однако посоветуйся еще, поразмысли, а если решишься — сообщи мне, и я поговорю с нашими родителями, а Юрсюль мы пошлем к тебе. Все мы целуем тебя, но среди всех твоих братьев в сестер нет таких, не считая Юрсюли, которые любили бы тебя так, как любит тебя П. Р.