Эти и подобные им инвективы и сарказмы в адрес мизерабельного экономического и политического положения дел в постреволюционный период во многом справедливы. В большинстве случаев долговременное экономическое развитие революционных режимов отстает от развития сопоставимых стран, не знавших революций. И тому есть просто объяснение.
Даже самая мирная и вегетарианская революция несет дестабилизацию и дезорганизацию, вызванные перестройкой политических институтов. А что уж говорить о масштабных революциях, ведущих к смене экономического строя. Здесь тяжелейший социоэкономический кризис просто неизбежен. Так или иначе, любая революция душит экономический рост, а революционный раскол элит губителен для экономического прогресса.
Но хотя революции вредны для экономики, подобное соображение еще не остановило ни одной революции. И не остановит. Ведь те, для кого оно имеет цену, просто воздерживаются от участия в политике. А на баррикады идут именно и в первую очередь те, для кого идеалы и ценности свободы и справедливости перевешивают соображения экономической рациональности.
Если рассматривать собственно экономическую сторону революций, то общетеоретическое соображение в связи с любой демократической революцией следующее. Формирование и развитие демократических институтов в конечном счете оказывает стимулирующее воздействие на экономическую динамику страны. В этом смысле потери от революционной перестройки и дезорганизации власти рано или поздно должны компенсироваться качеством и темпами экономического роста. Однако открытым и непредрешенным остается вопрос, удастся ли революционным режимам и обществам создать искомые институты, обеспечивающие экономический рост.
По крайней мере, ни Грузия, ни Украина, ни Киргизия не могут похвастать впечатляющими экономическими успехами. Хотя институциональное строительство в Грузии скорее следует назвать успешным, чем провальным, она в целом остается бедной страной, не создавшей серьезных внутренних драйверов экономического развития.
Но если непростое экономическое положение Грузии и Киргизии еще возможно объяснить дефицитом внутренних ресурсов, то вряд ли это применимо к Украине. После распада СССР эта советская республика унаследовала относительно неплохую индустриальную базу, развитое сельское хозяйство, пристойную инфраструктуру, близость к Европе, полное отсутствие внешних долгов, низкие и не полностью оплачивавшиеся (по крайней мере до середины прошлого десятилетия) цены на российские энергоносители. В общем и целом по потенциалу Украина вряд ли выглядела существенно хуже соседней Польши. И точно ее стартовая позиция была лучше, чем у России.
Но эти достоинства и преимущества были бездарно проедены, растрачены и разграблены украинской элитой. На фоне баснословной коррумпированности и неэффективности последней российская элита выглядела просто образцом веберовской рациональной бюрократии и моральным эталоном.
Более того, по многочисленным экспертным оценкам, после прихода к власти правительства Порошенко – Яценюка положение дел с коррупцией в государственном аппарате лишь ухудшилось. Причем ухудшилось серьезно. А с точки зрения внешних наблюдателей, в первую очередь западных, украинская элита поглощена разрушительной для страны фракционной борьбой. На Украине, по их словам, отсутствует консолидированная власть, способная принимать решения и контролировать их выполнение. И это лишает Украину возможности проведения остро необходимых стране политических, социальных и экономических реформ.
Украинский случай демонстрирует важную революционную закономерность. Хотя революционный режим не в состоянии обеспечить экономический рост, он просто обязан обеспечить более высокую эффективность государственного аппарата в сравнении с дореволюционной ситуацией.
Обеспечивать эффективность можно разными способами: якобинцы и большевики предпочитали использовать открытое насилие и террор; в современную эпоху речь идет о формировании новых институтов и повышении качества работы старых, унаследованных механизмов.
В сущности, чтобы обеспечить кредит доверия населения на период формирования новых институтов и запуска экономических драйверов, новой власти достаточно одного: добиться, чтобы унаследованный от прежней эпохи аппарат стал работать хотя бы немного лучше. И уже это будет воспринято обществом в качестве важного позитивного результата революции.