Обосновавшись на кровати, я разворачиваю кубик и начинаю изучать информационный след Петруши Элоя. О нем на данный момент я знаю только три вещи: ему совершенно не подходит его второе имя, он не учился в Песочнице, и он единственный, кроме меня, кто очнулся, пусть и не в здравом уме.
Первый же нырок в Ноо приносит мне любопытную информацию: около двенадцати лет назад Петруша Элой стал героем скандала. Что-то связанное с химией, сладостями и страстями.
От погружения в детали меня отвлекает стук в дверь.
Что само по себе неожиданно – нечасто ко мне кто-то стучит.
Но еще неожиданней оказывается личность вечернего гостя.
– Рур? Ко мне – и без респиратора? Неужели не боишься подхватить мизантропию? Заходи-заходи, я как раз полную комнату надышал.
Я переигрываю, причем сильно.
Вот и рыцуцик морщится, нервно переступая с одной мосластой конечности на другую. Он одет так, будто только что пришел с улицы или наоборот – собирается уходить. И ему, судя по закушенной губе и складке между бровями, было непросто постучать в мою дверь.
Я выдыхаю. Снимаю со своей голой пятки щекотную рыжую волосину, загадочным образом уцелевшую после визита мехозяйки. И пробую заново:
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Пока нет. Но у меня есть одно дело… Оно не имеет отношения к Стрелку, только к тебе. Точнее, будет иметь… если ты согласишься.
– Занятно. Будешь рассказывать на пороге или зайдешь?
Я отступаю в комнату, устраиваюсь на кровати и всем своим видом демонстрирую готовность слушать.
Рур заходит и оглядывается. Хотя любоваться в моей келье, откровенно говоря, нечем. Мне больше нравится обставлять всякими интересностями внутренний мир, поскольку внешний, на мой взгляд, и так перегружен ненужными вещами.
– Лаконичненько живешь.
Я молча пожимаю плечами.
Поскольку Рур отвлек меня от работы с Ноо, кубик так и стоит развернутым на кровати. Взгляд рыцуцика цепляется за него.
– Занимаешься?
Кажется, «личное дело» застряло у Рура колючим комком в горле и пока что сопротивляется попыткам извлечь его на свет.
Я проявляю удивительное для себя самого понимание – и терпеливо поддерживаю вступительный разговор ни о чем:
– Можно сказать, занимаюсь. Вопросами, которые касаются одного хитрожопого субъекта и нескольких бедолаг в эс-комлпексе.
– Что, решил поискать Стрелка в Ноо?
– А это не такая смешная идея, как тебе кажется. Только надо точно знать, что ищешь. Так что пока…
Долю секунды я сомневаюсь: говорить ли?
Но какая разница – завтра в архиве мне так и так предстоит вытряхивать свой небогатый улов перед всей компанией.
– Пока я копаюсь в биографиях подстреленных. Пытаюсь понять: почему именно они? Что у них общего между собой? И что общего со мной?
– А тебе не приходило в голову, что пиджаки это уже сделали?
– Конечно они это сделали. Но со мной-то результатами не делились. Да и выводы из одних и тех же фактов мы можем сделать разные.
Рур кивает. Потом говорит:
– Ты видел меня в Чешуе.
Неожиданный переход.
– Было дело.
– Я там… договаривался… – Он снова морщится, будто глотнул подкисшего меффа. – Об участии… в бою с мехимерой.
Это должно быть шуткой. Рур любит шутки. Хоть и не такие острые, как я.
Это и может быть только шуткой.
Но два красных пятна, проступающие у него на скулах, упрямо лезущий вверх острый подбородок, пальцы, вздрагивающие, когда он смахивает с виска каплю пота… Он так и не снял теплую куртку… и, судя по всему, говорит серьезно. И боится тоже всерьез.
– А я был уверен, что люди дерутся с мехимерами только в городских страшилках и плохих визновеллах.
– Значит, у тебя есть шанс убедиться, что иногда ты ошибаешься. Хочешь взглянуть на городскую страшилку? С безопасного зрительского места.
– То есть ты меня зовешь… эм… поболеть за тебя?
– Вроде того.
Рур меня бесит. Со всеми его углами, вихрами, усмешечками и острыми взглядами… Всегда бесил. Может быть, даже сильнее, чем идеальный солнечный слизнячок Тимофей Инхо. Но что бы там ни говорил этот рыцуциками укушенный я-третий, я – не живодер. Поэтому я говорю:
– Видишь ли… Не хочется тебя разочаровывать, но у человека нет шансов голыми руками завалить вывернутую мехимеру. Даже какую-нибудь мелкую и простенькую, вроде мехозяйки, кулинарки или поисковика. А если ты слышал истории о том, что это кому-то удалось, то это уж точно городские байки.
Кое о чем я умалчиваю. На самом деле любую мехимеру – гавкнутую силой обстоятельств, вывернутую случайно или вывернутую нарочно – в общем, любую, ставшую опасной, все-таки можно вырубить. Причем именно голыми руками. Для каждой из них изначально прописывается структурная уязвимость. Слабое место, прямо как у героев архаичных сказок. И если ты мехимерник, то сможешь его найти или как-то почувствовать.