Занимаясь возведением ограды, я по крайней мере раз в день выходил из дому с ружьём, отчасти ради развлечения, отчасти чтоб подстрелить какую-нибудь дичь и поближе ознакомиться с природными богатствами острова. В первую же свою прогулку я сделал открытие, что на острове водятся козы, и очень этому обрадовался; беда лишь в том, что эти козы были столь пугливы, столь чутки и проворны, что подкрасться к ним было труднейшим на свете делом. Меня, однако, это не обескуражило, я не сомневался, что рано или поздно подстрелю одну из них, что вскорости и случилось. И я подметил следующее: если они были на горе, а я появлялся под ними в долине, всё стадо в испуге кидалось прочь, но если случалось, что я был на горе, а козы паслись в долине, тогда они не замечали меня. Это привело меня к заключению, что глаза этих животных не приспособлены для того, чтобы смотреть вверх. С этих пор я всегда взбирался сначала на какую-нибудь скалу, чтобы быть над ними, и тогда мне часто удавалось подстрелить животное.
Первым же выстрелом я убил козу, при которой был сосунок. Мне от души было жалко козлёнка; когда мать упала, он так и остался смирно стоять рядом с нею. Мало того, когда я подошёл к убитой козе, взвалил её на плечи и понёс домой, козлёнок побежал за мной, и так мы дошли до самого дома. У ограды я положил козу на землю, взял в руки козлёнка и перенёс через частокол в надежде вырастить его и приручить, но он ещё не умел жевать, и я был принуждён зарезать и съесть его. Мне надолго хватило мяса этих двух животных, потому что ел я мало, стараясь по возможности сберечь свои запасы, в особенности хлеб.
Приступая теперь к подробному описанию полной безмолвия, печальнейшей жизни, какая когда-либо доставалась в удел смертному, я начну с самого начала и буду рассказывать по порядку.
Было, по моему счёту, 30 сентября, когда нога моя впервые ступила на ужасный остров. Прошло дней десять-двенадцать моего житья на острове, и я вдруг сообразил, что потеряю счёт времени. Чтобы избежать этого, я водрузил на берегу большой деревянный столб и вырезал на доске ножом крупными буквами надпись: «Здесь я ступил на берег 30 сентября 1659 года», которую прибил к столбу. По сторонам этого столба я каждый день делал ножом зарубку, а через каждые шесть зарубок делал одну подлиннее; это означало воскресенье; зарубки же, обозначавшие первое число каждого месяца, я делал ещё длиннее. Таким образом я вёл мой календарь, отмечая дни, недели, месяцы и годы.
Перечисляя предметы, привезённые мною с корабля, я не упомянул о многих мелких вещах, хотя и не особенно ценных, но сослуживших мне тем не менее хорошую службу. Так, например, в каютах корабля я нашёл чернила, перья и бумагу, три или четыре компаса, некоторые астрономические приборы, хронометры, подзорные трубы, географические карты и книги по навигации. Всё это я сложил в один из сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из этих вещей. Я должен ещё упомянуть, что у нас на корабле были две кошки и собака. Кошек я перевёз на берег на плоту, собака же ещё в первую мою экспедицию на корабль сама спрыгнула в воду и поплыла следом за мной. Много лет она была мне верным товарищем и слугой. Она делала для меня всё, что могла, и почти заменяла человеческое общество. Мне хотелось бы только, чтобы она могла говорить, но это ей не было дано.
Перья, чернила и бумагу я экономил до последней возможности и, пока у меня были чернила, аккуратно записывал всё, что случалось со мной; но, когда они вышли, мне пришлось прекратить мои записи, так как я не мог придумать, чем их заменить.
И тогда мне пришло в голову, что, несмотря на огромный склад всевозможных вещей, мне, кроме чернил, недоставало ещё очень многого: у меня не было ни лопаты, ни заступа, ни кирки, и мне нечем было копать или взрыхлять землю, не было ни иголок, ни ниток. Не было у меня и белья, но я скоро научился обходиться без него, не испытывая больших лишений.
Из-за недостатка инструментов всякая работа шла у меня медленно и трудно. Чуть не целый год понадобился мне, чтоб довести до конца ограду: нарубить в лесу толстых жердей, вытесать из них колья, перетащить эти колья к моей палатке. Колья были так тяжелы, что я не мог поднять более одной штуки сразу, а иногда у меня уходило два дня только на то, чтобы обтесать кол и принести его домой, а третий день – на то, чтобы вбить его в землю. Для этой последней работы я пользовался сначала тяжёлой деревянной дубиной, а потом вспомнил о железных ломах, привезённых мною с корабля, и заменил дубину ломом.
Но что из того, если мне всё равно некуда было девать время? А по окончании постройки я не предвидел для себя другого дела, кроме как скитаться по острову в поисках пищи, чем я и без того занимался почти каждый день.