Всадники скачут дальше, к широкому мосту, через реку. Здесь они останавливаются… и поют коней… После того, как кони утоляют свою жажду, всадники уже неспеша минуют мост и пуская коней небыстрой рысью… поднимаются на высокий холм. Здесь… они осматриваются… Вдали, в низине, они находят своими взглядами «то» что искали. Их уставшим, утомлённым взорам открывается… пространство военного лагеря. Лагерь стоит меж двух холмов, которые создают в вечернее время тень и накрывают ею лагерь, защищая их, хотя бы, от вечернего пекла уже опускающегося к горизонту солнца и его зноя… От этой тени холмов, вечерняя прохлада наступает немного раньше. Но это «немного» весьма существенно для людей, располагающихся в этом лагере. Тень, неся радость людям, несёт и запах самой реки, вместе с облегчением от дневной жары, нагревающей и воздух, и берега реки…
Всадники спускаются с холма… и снова разгоняют коней… Они проносятся через ворота лагеря, видимо явно торопясь… Их, здесь, знают и стража открывает ворота, заранее, при их приближении. А, далее, наблюдает, как они, не останавливаясь, скачут мимо них, едва заметно поприветствовав… После этого врата лагеря вновь закрываются… Всадники же, минуя ворота, двигаются в центр лагеря, не останавливаясь. Они скачут к пологой возвышенности, расположенной в самом центре… Наконец, они достигают точки назначения и останавливаются у шатра, стоящего в центре холма. Спешившись, люди проходят внутрь шатра и исчезают за его пологом… Они проходят меж занавесок из различных ковров, не пропускающих в шатёр горячие лучи и, оказываются в довольно широком пространстве… Первый, из них, осматривается, оглядывая окружающее пространство шатра…
— Ну, что Сараф? Какие вести, ты привёз мне?
Из дальнего угла, из-за ширмы выходит бородатый мужчина, лет сорока с небольшим. На нем расшитый золотом, восточный халат и высокая шапка, напоминающая царский головной убор.
— Вести не радостные для тебя, Ганнон! — отвечает вошедший, — Совет наделил-таки всей полнотой власти Гамилькара, несмотря на наше противодействие! Он наделён полномочиями Протектора! Так, что твоя отставка от командования, практически, решена! Гамилькар не оставит тебе шанс подняться над ним! Твоё командование над своими войсками, может прекратиться уже завтра!
— Совет опять идёт на поводу Баркидов! — с горечью в голосе говорит Ганнон, — ну, что же, придётся посторониться Гамилькару!
— И отдать ему лавры освобождения твоего брата? Не торопись Ганнон! Есть ещё один шанс! — говорит прибывший.
Глаза Ганнона, загораются интригой и интересом.
— Я слушаю тебя, Сараф!
Прибывший выходит из тени занавесок и ковров, и даёт нам возможность рассмотреть его. Это человек выше среднего роста, по национальности скорее сириец, но кровь его явно разбавлена не одной народностью. Лицо имеет все восточные черты… узкая бородка, черный густой волос. На вид ему чуть более тридцати лет. Фигура его жилистая, осанка прямая, голову он держит высоко, давая понять этим, что привык разговаривать с суффетами, как с равными.
— Готов ли ты, Ганнон, отбросить сомнения и как правящий Наместник Ливии, повести армию не дожидаясь своей отставки в бой?! Чтобы добыть славу своему роду суффетов и имени, развенчав одновременно миф о незаменимости самих Баркидов?!
— О чём ты говоришь, Сараф? На что намекаешь?! Говори яснее?
В это время из темноты тени занавесок, вышел, другой прибывший.
— Он говорит о шансе, который так щедро предложили тебе Боги! Тебе, после Гамилькона и Гиксона, даётся шанс закончить войну, ещё не набравшую свою силу, победой! Кто может с твёрдостью и уверенностью сказать, что все это не является хитрым планом Баркидов, чтобы захватить власть в городе, как это хотел сделать казнённый Бомилькар, отец Сарафа!? Тебе, Ганнон, можно развеять все эти надежды, жадного, до славы и власти, Гамилькара!
— Капитон?! Не ожидал тебя увидеть у себя в лагере? Что вы хотите от меня? говорите яснее?!