— Ну, что, герои? — его хриплый голос звучал громко в тишине. — Выжили. Чем не повод выпить? Эй, малец! — он кивнул Артёму. — Подбери нам чего-нибудь крепкого. И еды, если найдется неядовитой. Хотя… — он усмехнулся беззвучно, — …после сегодняшнего, может, и яд пойдет.
Артём кивнул, утирая лицо рукавом, и робко полез за стойку. Марк тут же пристроился к нему, с интересом разглядывая бутылки.
— О! Видимо, настойка на корнях Мандрагоры Изнаночной! И это… Кровь Теневого Оленя? Фантастический гемо-стимулятор! Степан, перестань бормотать, иди сюда, выпей, глоток храбрости тебе не помешает! Степан только молитвенно сложил руки и покачал головой. Клим молча взял первую попавшуюся бутылку темного стекла и налил себе в глиняную кружку. Понюхал. Выпил залпом. Не поморщился.
Я налил себе чего-то, пахнущего дымом и смолой. Обжег горло. Хорошо. Отвлекло на секунду.
— Итак, — Григорий поднял свою кружку, — за то, чтобы завтра не стать удобрением. Имена? Я — Григорий. Бывалый. Солдат. Продали за долги. Кто следующий?
— Марк, — откликнулся ученый, отхлебывая странную фиолетовую жидкость из пробирки (где он ее нашел?!). — Академик низшего круга. Исследователь токсинов. Сам… вызвался. За знанием. — Он нервно поправил очки.
— Степан… — пробормотал молитвенник. — Сельский… Меня… забрали… за недоимки… — Он снова замолчал, уставившись в огонь.
— Клим, — коротко бросил темноглазый, наливая себе вторую. Больше ничего.
— Артём, — прошептал юнец. — Сын купца… Родители… продали контракт… думали, шанс… для меня… — Голос его задрожал.
Все взгляды обратились ко мне.
Продали. Как скотину. Правда, хоть и не вся.
— Лекс, — соврал я, хлебая свой "дымок". — Семьи нет. Продали. И точка. — Постарался сделать голос грубым и не терпящим вопросов.
— Жестко, — констатировал Григорий. — Но не редкость. Сегодня… — он тяжело вздохнул, — …было жестоко. Даже для меня. Эти визги… Эта пена… — Он вдруг резко осушил кружку. — Ладно. Пить надо. Забыться. Завтра — ад второй серии.
Мы пили. Молча. Каждый со своими мыслями и демонами. Марк что-то бормотал о "нейротрансмиттерах" и "фильтрации сознания". Степан тихо плакал. Клим сидел неподвижно, как статуя, лишь его глаза отслеживали каждое движение в полумраке. Артём быстро захмелел и уснул прямо за столом, уронив голову на руки. Григорий пил методично, как солдат перед расстрелом. Я пил, чтобы заглушить навязчивый шепот в голове: "Я подойду к тебе после отбора…" Что она хочет? Зачем? Когда?!
Хмель ударил в голову, смешав страх, усталость и адреналин в тягучую, мутную кашу. Глаза слипались. Один за другим мы поползли в комнаты. Я выбрал самую дальнюю, маленькую, с узкой койкой и одним одеялом, пахнущим пылью. Рухнул на жесткий тюфяк, не раздеваясь.
Шестеро… Только начало… Завтра… Старшая… Аспид…
Тьма поглотила сознание. Глухой, беспробудный сон усталости и отравленного хмеля.
Холод.
Холодное прикосновение к плечу. Твердое. Через ткань рубахи.
— Проснись, червячок.
Голос. Тихий. Знакомый. С шипящими нотками. И запах… полынь и холодная сталь.
Я дернулся, пытаясь вынырнуть из липкого сна. Глаза слипались. В кромешной темноте комнаты едва угадывался силуэт у кровати. Высокий. В шлеме? Нет… Просто собранные волосы. И два холодных рубиновых отблеска — не глаз, а эмблемы на груди, едва видимые в темноте.
Старшая стражница. Она пришла. После отбора. Как и обещала.
Мое сердце ушло в пятки, а потом рванулось в горло, готовое выпрыгнуть. Хмель выветрился мгновенно. Остался только чистый, леденящий страх. И вопрос, висящий в темноте:
Зачем?
Холодное прикосновение сменилось… весом. Твердым, теплым, неожиданным. Я открыл глаза, все еще проваливаясь в липкую паутину сна и хмеля. В кромешной тьме комнаты сиделка моих кошмаров обрела форму. Старшая стражница. Она сидела верхом на мне, упершись руками в тюфяк по бокам моей головы. Ее бедра… двигались. Нет, не так — елозили. Сознание, затуманенное страхом и остатками алкоголя, пыталось осмыслить этот сюрреализм.
Что? Какого черта?! — мысль пробилась сквозь панику. — Она что, решила меня… до смерти? Буквально?
— Хочешь прогуляться? — ее голос прозвучал неожиданно… нормально? Почти игриво? В темноте я не видел лица, но слышал легкое дыхание. — Покажу тебе город. Настоящий.
Голос сорвался в хриплый шепот:
— Чтобы я сдох? Или прикончить тихо решила? В лесу удобнее труп прятать?
Она… фыркнула. Коротко, как рассерженная кошка. И… надула губки? Я почувствовал, как ее бедра перестали двигаться.