Примером удачного обобщающего издания, в той или иной степени «впитавшего» в себя перечисленные тенденции, стала трехтомная энциклопедия «Россия в Первой мировой войне. 1914–1918»{83}. В издании, выпущенном в свет в год столетия начала войны, освещаются как военные события, так и
В первые послевоенные десятилетия зарубежная историография Первой мировой войны разрабатывала преимущественно политические, дипломатические и военно-стратегические аспекты ее истории. Главным предметом исследований выступала проблема ответственности и виновности за развязывание войны{84}, а также стратегия и тактика ведения боевых действий. Ситуация начала меняться в 1960-е гг. на фоне осмысления опыта Второй мировой войны и расширения и без того колоссального корпуса опубликованных источников — в связи с истечением 50-летнего срока давности были открыты многие документы военных архивов. Теперь доминирующими направлениями выступили социальная и экономическая история Первой мировой войны, а одним из центральных вопросов — взаимосвязь и взаимообусловленность войны и революционных событий в Германии, Австро-Венгрии, России и Турции.
На рубеже 1980–1990-х гг. начался третий, современный, этап развития историографии Первой мировой войны, ведущим направлением которого явилась так называемая культурная история. Одной из видимых причин такого сдвига стало крушение коммунистических режимов, приведшее к разочарованию в марксизме с его преимущественным интересом к социально-экономической сфере, а равно тот исторический опыт, который был накоплен человечеством на протяжении XX столетия{85}. Общей тенденцией западной школы изучения войны явился переход от национально замкнутой историографии к глобальному взаимодействию историков на фоне укрепления позиций англо-американских исследовательских практик{86}.
В рамках каждого из выделенных этапов преобладала собственная исследовательская парадигма. На первом этапе таковой стала модель «войны наций», согласно которой мировой конфликт 1914–1918 гг. рассматривался как логическое продолжение и завершение «долгого» XIX в. В ходе второго этапа война изучалась уже скорее как конфликт между обществами. В результате западногерманская, французская и отчасти американская историографии совершили дрейф от военно-политической конкретики к ревизии политической истории войны, а затем — к структурной и социальной истории. Это позволило значительно расширить предмет исследования, проследить, как повлияли на исход боевых действий социально-экономические процессы в странах участницах войны, раскрыть взаимосвязь между войной и последовавшими в ряде стран революциями.
В настоящее время преобладающим направлением является изучение «человека на войне». Нынешнее поколение ученых, с его особым интересом к культурной и микроистории, истории повседневности, исследует «войну солдат», «войну жертв», что во многом обусловлено попытками осмыслить трагическую историю XX в. в целом, проследить взаимосвязь между Первой мировой войной и возникновением тоталитарных режимов. К темам, в исследовании которых международная историография добилась наиболее значимых успехов, следует отнести проблематику фронтового опыта в целом и насилия в частности, воздействия войны на организацию тыла и коммуникативные практики и особенно коллективную память (коммеморацию) Великой войны{87}.
Что касается соотношения в западной историографии «военной» и «гражданской» истории войны, то долгое время последняя находилась на периферии исследовательского дискурса, занимая второстепенное положение по отношению к событиям на фронтах. В 1980-е гг., как уже отмечалось, произошел переход к культурно-исторической парадигме, изучающей представления и практики широких слоев населения. В современных работах можно выделить два основных направления: во-первых, исследования материальной культуры, т. е. условий и способов выживания в экстремальной обстановке тех лет, и, во-вторых, труды, посвященные «культуре войны». Последнее понятие охватывает широкий круг социокультурных практик, направленных на адаптацию к непривычным условиям военного времени. Подобный подход, помимо прочего, позволил преодолеть отмеченное выше своеобразное «разделение» истории фронта от тыла — в современной историографии значительное внимание уделяется настроениям, представлениям и моделям поведения, общим для солдат и гражданского населения{88}.