— Мой чемодан из коридора! — рявкнул он мне. Я припустил за чемоданом. Вернулся, когда отец уже снял с Яна джинсы, парень лежал на моей кровати в одних боксерах. Отец стал доставать какие-то лекарства, молоточек, велел включить яркую лампу, заглядывал розовому в глаза через какую-то приспособу. Поставил парню укол в вену, потом Ян ожил. Застонал. Отец измерил давление. Ян внимательно смотрел на него из-под полуприкрытых век.
— Ян! Где больно?
Тот молчит.
— Ты слышишь меня?
Тот кивает, типа «да».
— Ты помнишь, что случилось?
Тот опять кивает. Отец поворачивается ко мне.
— Вы били его по голове? Как давно это продолжается? На нём побои не сегодняшние!
— Три дня назад…
— Три дня! — взревел отец. — Ты соображаешь башкой, что у него могла быть гематома мозга?! Почему только сейчас ты его привёз, он упал?
— Его стукнули хулиганы, он ударился затылком о стену и упал.
Отец тут же стал осторожно ощупывать затылок Яна.
— Что за хулиганы?
— Откуда я знаю, какие-то отморозки!
— Отморозки, говоришь, а ты, сын, не отморозок? На нём живого места нет! По-хорошему, нужно в полицию заявлять.
— Но ты велел его привезти к нам домой… Пап, я урод, я знаю, давай что-нибудь сделаем…
— Так, через пару часов отвезём его на томографию, просветим везде. Потом он будет лежать здесь, и ты будешь за ним ухаживать, в больницу нельзя, придётся объясняться с полицией.
К вечеру Яна вернули из поликлиники и уложили ко мне на кровать. Рядом водрузили капельницу. Ещё позднее приехал его родственник, я тогда думал, что это отец. Мужчина зашёл к Яну, о чём-то с ним поговорил, а потом сидел с отцом на кухне, они выпили по стопарю виски. Я сидел всё это время в Машкиной комнате, типа помогал ей делать уроки. Машильда понимала, что что-то случилось, и была паинькой. Светуля отсутствует, она на очередной конференции в Москве зависает.
Когда Янин родственник ушёл, я вылез из укрытия и прокрался на кухню.
— О чём вы договорились с его отцом?
— Это не отец, это дядя Яна. У Яна нет родителей. Три года назад они были зверски убиты на глазах у мальчика…
Пауза. Я перевариваю.
— Он твой пациент?
— Да… Он долго лечился потом, даже за границей. Яна взялись опекать его родственники, семья дяди.
Я посмел спросить:
— А шрамы у него на животе?
— Ему тоже досталось.
«Какие мы с-суки-и-и!» — я просто взвыл про себя, я начал рыдать… Очевидно, отец испугался, он никогда не видел своего восемнадцатилетнего сына, спортсмена и циничного красавца, в слезах. Плакать я не умею, просто задышал ртом, полились слёзы, звук отключён. Отец обнял меня и ничего не сказал. Он пошёл в мою комнату к Яну.
Когда я успокоился, тоже пошёл к себе (или к нему?). Слышу за дверями голос Яна:
— Александр Михайлович, пожалуйста, не рассказывайте Мишке всего…
— Хорошо, не буду.
— Может, мне лучше дома полежать?
— Нет, твой дядя строитель, а не врач, мы с ним обо всём договорились… Тебе здесь будет хорошо, не беспокойся. Или ты Михаила боишься?
— Нет, не боюсь. Он вообще-то сегодня меня защищал.
— Насколько я понимаю, это только сегодня. Тебе надо много спать, завтра с утра поставим капельницу, Мишка справится, он и давление измерит, и укол сделает, и накормит тебя, а ты не вставай, лежи, даже если тебе кажется, что ты лучше себя чувствуешь.
На этом месте появился я. Отец нашёл силы сказать с иронией:
— Ну всё, оставляю вас с пациентом, Михаил Александрович. Машка уроки сделала?
Я кивнул. Отец вышел. Ян просто смотрел на меня. Я не знал, что сказать, так ничего и не сказал. Весь вечер мы провели в комнате молча. Я просто сидел в кресле, он просто лежал на спине. Потом он уснул. В полночь я выключил ночник, лёг рядом с розовым: кровать у меня необоснованно широкая. Долго не мог уснуть, слушал, как он дышит. Потом рассматривал его лицо. Потом стоял на балконе и плакал. Думал, что очень люблю отца. Думал, что я — дерьмо. Потом вынул иглу из его руки: лекарство в капельнице закончилось. Ян проснулся, вздрогнул, увидев меня в трусах. Я решил, что нужно снять напульсники с рук. Ян спрятал руки, не разрешил, значит. Я опять выключил ночник и лёг рядом. Мы лежали ещё сколько-то времени и не спали. Потом я провалился в сон, и мне снилось, что я лечу то ли в колодец, то ли в бездну, то ли в два колодца сразу, лечу, а дна всё нет и нет…
========== часть 5 ==========
19 октября
Сегодня воскресенье. Отец всё равно с утра отправился на работу. Дежурство. Разбудил меня и дал тысячу ЦУ. И по поводу Машки, и по поводу Яна.
Потом отец разбудил Яна и установил систему, о чём-то с ним говорил, пока я завтракал. Ушёл. Я пошатался по квартире, медлил заходить к Яну. Зашёл.
Сел по-турецки на своё спальное место, лицом к Яну.
— Ну, как ты?
— Ты же видишь, отлично!
Молчу.
— Чем тебя развлечь сегодня? — ничего лучше я не придумал сказать.
— Только не баскетбол!
Опять молчу.
— Где твоя сестра? — это уже он ищет, о чём бы поговорить.
— Спит ещё. Проснётся — мало не покажется! Она, между прочим, за тебя замуж собралась, так что готовься!
— М-м-м! Она симпатичная. Я её краситься научу!
— А зачем ты красишься?
— Отъебись!
— Понял, спросил не по ворсу. Но должен тебе сказать, пока ты прикован тут, беспомощный, ты без краски и без пирсинга красивый.
— Так ты каждый раз на мою неземную красоту хотел полюбоваться, намыливая меня в туалете!
— Просто ты… не вписываешься…
— М-м-м, уважительная причина.
— Я тебя сейчас кормить буду! — решил я замять тему. Спрыгнул с кровати и помчался на кухню. Принёс творог с ягодами, а также мокрое полотенце.
— Надо умыться!
Взял свою подушку, наклонился к Яну, обняв его за шею и плечи, приподнял и подложил подушку, чтобы он был выше. Пододвинув осторожно его руку с системой, пересел на другой край кровати рядом с розовым. Убрал волосы со лба, мокрым полотенцем стал вытирать его лицо. Пирсинга нет, тушь ещё вчера смыли в больнице, тату-подводка на месте. Ян закрыл глаза. Лоб. Брови. Виски. Уши. Щёки. Веки. Нос. Подбородок. Скулы. Теперь губы. Ян их сжал вдруг. Я протёр полотенцем его ладони. Остановился. Сбегал, намочил полотенце ещё раз. Вернулся к лицу. Опять лоб. Опять глаза, нос, скулы. Губы. Потом решил промакнуть шею. Спустился на шею, ключицы, плечи. Отодвинул одеяло, спускаюсь на грудь. Обратил внимание на его соски, твёрдые и подозрительно острые, продолжаю…
— Остановись, — хрипло выдавил Ян. — Это уже не смешно.
Я покраснел, он меня застукал с поличным!
Я взял ложку и тарелку с творогом.
— Может, я сам как-нибудь попробую? — опять хрипло спросил Ян.
— Доктор сказал нет — значит нет! Подчиняйся и лежи, не шевелясь!
Я взял первую ложку и в тишине, глядя то на губы, то на глаза парня, поднёс. Он послушно открыл рот. Проглотил. Моргнул. Я внимательно следил за ним. Вторая ложка, третья. Потом я отломил кусок булки, обмакнул в творог, поднёс к его губам, он откусил, касаясь губами моих пальцев. Остатки булки я проглотил сам. Опять ложкой. И вновь булка, кусочек был ещё меньше, тёплые, мягкие губы Яна почувствовал сильнее. Хотелось провести по ним пальцем, не задевая кровавой корочки. Держи себя в руках, тряпка!