Отдел реставрации выглядел как продвинутая химическая лаборатория. Хорошо освещенный, с яркими белыми стенами. Толстая труба из серебристой фольги шла вдоль потолка и разделялась на отростки, нависавшие над пятью стальными столами. На доске на дальней стене разместились разнообразные инструменты, от миниатюрных отверток до болторезов. И повсюду, прислоненные к стенам или стоящие на мольбертах, были картины. Портреты, пейзажи, натюрморты, батальные сцены. Обнаженная фигура, застенчиво отворачивающаяся от окна.
Астрид повесила пальто на один из крючков рядом с дверью. В углу за столом уставился в монитор молодой человек. Копна иссиня-черных волос подрагивала в такт металлическому ритму, доносящемуся из наушников. Он заметил Астрид, только когда она встала практически вплотную к нему.
– Привет, Астрид. – Он крутанулся на кресле и снял наушники. – Как дела?
– Все нормально, спасибо, Мураки.
– Саймон еще не вернулся?
К вопросам коллег о Саймоне Астрид относилась недоверчиво. Иметь мужем руководителя отдела реставрации не способствовало сближению с людьми. Ну или они чересчур старались. Мимоходом бросали: «Пойдем выпьем», затем добавляли: «И если хочешь, зови Саймона», будто эта мысль только пришла им в голову. Но Мураки был слишком ценным сотрудником, чтобы беспокоиться насчет мнения начальства.
– Вернется сегодня вечером. Неважно. – Она указала на монитор, заполненный зубчатыми цветными полосками. – Проба Тициана?
– Да, она.
Астрид присмотрелась к изображению. Взяла со стола карандаш и провела его острием вдоль белой линии на экране.
– Видишь? На нижнем слое нет угля.
– Поразительно, да? Без эскиза, сразу на холсте.
– Вижу… гениально. – Она выпрямилась и повернулась, чтобы отойти.
– Постой, – позвал Мураки.
Она обернулась.
– Смотрел вчера фильм с актрисой, которая тебя напоминает.
– Правда? Как ее зовут?
– Понимаешь, – Мураки качнулся назад на кресле, – я вроде как заснул до титров.
– Серьезно?
– Да ты ее знаешь. Такая клевая красотка.
– В самом деле?
– Как Грейс Келли.
– Ух ты, Грейс Келли, – она сделала пируэт, – это мне подходит.
– Только ты постарше.
– Постарше? Мураки, ты знаешь, что в этом месяце Саймон проводит твою аттестацию? Одно мое слово, и ты пропал, – сказала она, стараясь казаться невозмутимой.
– Точно-точно. Но я же талант и виртуоз, да? Значит, детка, я неуязвим, – хихикнул он и крутанулся на кресле, сделав полный оборот.
– Мураки, может, родители привели тебя по программе «Покажите детям свою работу» и потом забыли забрать?
Мураки подмигнул и отвернулся к монитору.
– Увидимся, неудачница.
– Увидимся.
Остаток утра Астрид чистила автопортрет Уильяма Добсона[6]. Ватными дисками с растворителями она постепенно раскрывала оригинальные цвета. Представляла, как художник стоял и рассматривал себя в зеркале. Был ли он доволен увиденным? Вероятно, нет – он не обольщался. Непослушные волосы, большой нос, рябой, как и вся кожа.
Прослеживая каждый мазок, она ощутила проворство руки мастера – ему не терпелось окончить картину. Но он потратил много времени на глаза. Изумрудные, блестящие из-за мимолетных касаний кистью. Ничтожная белая точка добавляла взгляду огня.
Астрид любила такие дни. Тихие дни, когда слышно только урчание металлических труб, втягивающих воздух. Она с головой погружалась в работу, наблюдая, как постепенно оживает полотно, будто бы само, без ее помощи. А сегодня это позволяло ненадолго забыть о Саймоне. После тщательной очистки левого зрачка Добсона его настроение переменилось. Теперь он будто улыбался, хотя рот она еще не трогала. Возникло чувство радостного возбуждения. Благодаря ей спустя четыреста лет кто-то снова улыбается.
В двенадцать двадцать она отставила портрет в сторону и направилась на третий этаж, к собственным обеденным залам Национальной галереи. На полпервого Астрид забронировала столик на двоих – пообедать с Джиной, и очень этого ждала. Они не виделись с тех пор, как подруга ушла из отдела работать в фешенебельную галерею на Кинг-роуд. Дату обговорили за несколько недель и ни разу не перенесли. С другими так, чтоб встречу пару раз не отложили, случалось редко. Люди бывали заняты. Кто-то, по мнению Астрид, не менял планы до последнего на случай, если подвернется что получше. Только не Джина. На Джину можно положиться.
6
Уильям Добсон (1611–1646) – английский художник-портретист, первый из значительных английских живописцев.