Я начинаю воздействовать на содержимое ее черепа. Это намного сложнее, чем я ожидал.
— ТЫ ДУР… ооо-ээээрк! — Стелла начинает кричать, но заканчивает невнятно.
— Это неправильная область мозга, — бормочу я себе под нос и прекращаю воздействие на этот участок.
Стелла возвращается к ругани в мой адрес, и, к своему удивлению, я чувствую облегчение. Я даже мысленно подбадриваю ее продолжать, прислушиваясь к изменениям в ее речи. Но когда я касаюсь ее септальной области, она резко вздрагивает.
Я замираю, подняв мысленно руки в перчатках вверх.
Я наблюдаю, как всплеск активности охватывает ее мозг. И вот — будто включается невидимый рубильник. Фиолетовые «провода» пересекаются, раскаляются, порождая все новые и новые очаги возбуждения.
Это ее центр удовольствия.
Я стимулирую нейроны электрическими импульсами, заставляя ее выгибаться в моих руках.
Чувствуя, как время давит на меня, будто зудящий шерстяной плащ на плечах, я тянусь к застежкам ее брюк.
Она слабо пытается увернуться, но я продолжаю мысленно стимулировать то, что, как мне кажется, является ее прилежащим ядром. Я видел, как это проявляется у всех, от мужчин, употребляющих вещества, вызывающие привыкание, до детей, смеющихся от неподдельного счастья. Интересный участок человеческого мозга, в основном посвященный вознаграждениям. У меня в голове мелькает образ Стеллы, поедающей покрытый толстой глазурью шоколадный торт.
Я замер, пораженно разглядывая возникший образ. Возможно, все дело в том, что я прикасаюсь к ней — а я вообще не привык касаться людей, тем более проникая в их сознание — но теперь я вижу ее воспоминание. Настоящую сцену из ее памяти. Я смотрю ее глазами. Передо мной Стелла, поедающая торт — то ли это ее фантазия о невероятно вкусном десерте, то ли какое-то призрачное воспоминание, но то наслаждение и восторг, которые она испытывает от этого лакомства, сейчас очень активны. И поскольку это заставляет ликовать ее мозг, затопленный гормонами удовольствия, я продолжаю стимулировать этот образ.
Когда мне удается спустить ее брюки достаточно низко с бедер, чтобы я мог получить доступ к нижнему белью, она начинает издавать странные хрюкающие звуки. Они звучат расстроенными, но реакция на вкусную еду все еще звучит в ее сознании, и она изо всех сил пытается побороть шквал этих приятных чувств, пока я снимаю с нее одежду.
Обнаружив, что мне трудно получить доступ к тому, что я ищу, я спускаю ее одежду ниже по ногам, пока она не оказывается обнажена до колен. Я нахожу ее клитор, что является поиском более трудным, чем любое погружение в чужой мозг, которым я когда-либо занимался. Мое первое касание ее органа заставляет Стеллу подпрыгнуть. Во время второго я лучше знаю, с чем столкнулся, и если бы она не сопротивлялась мне так яростно, я бы опустился на колени, чтобы лучше видеть область, которую мне нужно стимулировать. Но я не собираюсь рисковать, полагая, что она не сможет ударить меня по лицу, даже если ее заставить чувствовать себя блаженно счастливой.
Когда мне удается правильной комбинацией движений довести ее до кульминации, оргазм вызывает фейерверк внутри содержимого ее черепа почти в трех десятках областей. Дофамин и окситоцин сейчас хлынут через нее, и мне интересно, какой эффект окажут химические вещества счастья и связи в ситуации, когда я форсирую нашу близость.
Наблюдать за ее реакциями увлекательно, и даже с такой клинической отстраненностью, как у моего собственного разума, наблюдение за активностью ее мозга вызывает физическую реакцию в моем собственном теле. Без каких-либо физических стимулов мой половой орган достигает полной твердости.
Я продолжаю мысленно воздействовать на области в ее голове, которые обеспечат ей максимальный комфорт, насколько это возможно, и поскольку я верю, что эта позиция обеспечит мне самый простой доступ, я перекидываю ее через подлокотник дивана, держу ее руки одной своей, сжимаю ее бедра и помещаюсь между ними.
Осторожно я прижимаю набухшую головку своего органа к ее сочащейся возбуждением щели. Я оказываю нежное, но твердое давление до тех пор, пока моя головка не проникает между ее тугими, скользкими стенками.
Когда ее обжигающе-теплое влагалище влажно обхватывает головку моего члена, я теряю способность думать о чем-либо кроме ощущения проникновения. Бедра прижимаются к округлостям ее ягодиц, и меня со всех сторон охватывает мягкость, принимающая меня. Я не могу просканировать собственный мозг, но представляю, как внутренности моего черепа заполняются ослепительно-белым светом. На мгновение зрение отказывает — наслаждение такой силы стирает самоосознание.