Выбрать главу

На завтра довелось мне опять побывать на том же углу, где горячился писклявый тенорок… Кругом было страшно шумно, но через весь шум и гам я услышал нотки знакомого голоса. С непередаваемой страстностью голос этот скрипел:

- Ребенок вы! Разве обязательно нужно быть одесситом, чтобы знать лучший магазин белья Якова Шевелева? Разве в Африке каждый слон не знает Шевелева? Всякое тело, которое купается, минимум, раз в три месяца, должно изъявить горячий протест, если его не облачают в рубашки Шевелева - Симферопольская, 8, вход со двора… А говорить про этого прощелыгу Балагулова, когда жив еще Шевелев, - это то же самое, что мазать хлеб гуталином, вместо красной икры!!!

Я был ошеломлен! Я знал, что вкусы у людей меняются, но не в течение суток… В конце концов, я сам стал жертвой отвратительного Балагулова. Вчерашняя сорочка жгла мое тело, а внутренний голос шептал мне: «Иди немедленно к Шевелеву, а Балагуловскую дрянь выброси в Лиман…»

Но я не пошел к Шевелеву, а обратился к писклявому тенорку:

- Слушайте! Что все это значит? Вы орете каждый день другое, вы смущаете приезжих, вы возбуждаете одну часть населения против другой, черт вас возьми!

- Очень приятно. Спренжинер, Шалашная, 3, - ответил мне крикун.

- Что все это значит?

- Вот что: рубашки Балагулова я буду хвалить до тех пор, пока Балагулов дает мне возможность иметь хоть одну собственную рубашку. А когда вчера вечером он мне сказал, что рубль в день за рекламу - это бешено много, так рубашки Шевелева моментально улучшаются… Aх, что говорить! Вы думаете, все рождаются в сорочках? А у меня тоже дети, которые больше любят хлеб, чем халву, только потому, что халву они еще вообще ни разу не ели! Своя рубашка ближе к телу, - закончил он и убежал…

Через минуту я слышал опять, но уже с другого угла:

- Что? Вы не знаете Шевелева? и т. д.

Впрочем, почему это я вспомнил вдруг Спренжинера? Вот почему: вчера, гуляя по улицам красной Москвы, я увидел такие плакаты:

- Нет свежих продуктов, кроме как в Моссельпроме!

- Где свежие яйца и масло? Только в Трудсоюзе!

- Пейте одни вина Винторга!

- Самые натуральные вина - лишь в Винсиндикате!

- Требуйте всюду лучшие табаки - Укртабактреста!

Н. Рогов

«Смехач», № 15, 1925

Манифест 17-го октября (По различным воспоминаниям)

I. Воспоминания коммуниста

1) Шрам во всю голову. У Казанского драгун шашкою хватил, когда, значит, товарищам со скамейки объяснял, что не надо верить царской сволочи, потому надует и что манифест - тьфу! Сами возьмем, что надо.

2) Поражение в легких. Доктор говорит: «От Сибири это, от ссылки. От худосочия и от плохого питания». Действительно, в ссылке почти что ничего не ели. Худо было.

3) Бронхит. Не очень, чтобы сильный. Это когда бежал. Простудился. Отмороженные пальцы не в счет, конечно.

4) Ревматизм. От «централов». Паршивые они и совсем сырые.

5) Ну, сердце там…

Впрочем, все это пустяки. Маленькие недостатки личного организма. Была бы здорова пролетарская революция. А она ничего. Крепко сделана. Всех переживет.

II. Воспоминания нэпмана

Когда вышел манифест и все закричали, что свобода, я сразу сказал жене своей:

- Муся! Нельзя упустить случая. На этой свободе надо что-нибудь заработать.

Это теперь я такой замухрышка, торгую фруктами вразнос, и милиционер гонит меня с места на место…

Тогда я имел свой собственный автомобиль, а в банках я был первое лицо.

И что вы думаете? Так и вышло.

На манифесте заработал. На Государственной Думе заработал. На роспуске Думы заработал. На «выборгском воззвании» заработал. На ленских расстрелах заработал. На войне заработал, На «Феврале» заработал. Когда пришел большевистский «Октябрь», я опять сказал жене:

- Вот увидишь, Женя (с Мусей я уже тогда разошелся), что я тут заработаю, как следует.

И что же вы думаете? Заработал… пять лет со строгой изоляцией.

Есть, оказывается, Октябрь и Октябрь…

III. Воспоминания младшего дворника

Двадцать лет прошло. В этот день, помню, пригласил меня его высокопревосходительство в кабинет и сказал:

- Поздравляю вас: вы назначаетесь товарищем министра.

Новые веяния… Нужны молодые силы. Вы, кажется, из либералов?

- Для видимости, ваше высокопревосходительство. Дурака валяю…

Министр рассмеялся.

- Такие нам и нужны, чтобы дурака валяли. Весь манифест - валяние дурака…

До самой революции валял дурака. Потом меня самого стали валять…

Ну, ничего. Слава богу, жив и место имею. Жильцы хорошие, на чай дают. Хлеба вдоволь, и комната полагается. Мои товарищи за границей здорово позавидовали бы…

В. К.

«Смехач», № 19, 1925

Гусь и секретарь

Я к теме гусиной пробрался тайком, В руках очутилась добыча. Попались случайно мне: волисполком, Пал Палыч, гусиный обычай, Победа идеи и стойкость в грехах - Дозвольте, читатель, поведать в стихах. Село. Волсовет. Тишина. У окошка - стул. Секретарь. И «Безбожник» в руке. Жена - секретарша, веселая Стешка, гуся притащила в мешке. Пал Палыч - идейный и против мещанства: - Гусь? Рождество? Это что за режим?! - Я-те дам за гуся! Предрассудок! Дурманство!! А гусь на столе недвижим. Сутки рыдала в избе секретарша, Всей горечи давши исход, Но шагом победным Буденного марша Гусь выступил с мужем в поход. Агент Сельсоюза - парнишка толковый: Глянул под перья: товар - первый сорт: И гусь секретарский был взят за целковый И двинут в советский экспорт. Склады… Вагоны… Порты… Перегрузки - пути описать не берусь. Но прибыл в Италию истинно русский Откормленный, праздничный гусь. Покамест кончалась гусиная повесть Под небом Милана в обеденный час, Пал Палыч на праздниках выпил на совесть В борьбе с самогоном госспиртный запас. Не счесть стоеросов в Советском Союзе: Идейно Пал Палыч был ангельски чист, Но, в силу подобных нелепых иллюзий, Гуся из Булаковки слопал… фашист!

Александр Флит

«Будь жив!», № 10, 1925

«Ночь. Луна. Он и она»…

Если раньше парень, встретившись с девушкой, вел с ней разговор о луне и звездах, заканчивая обычно поцелуями в укромных местах, то они теперь уже говорят о новостях дня, о работе различных комиссий и т. п.

Ст. Деповка, Ю.-З. Рабкор «Рожок»

Итак, пускай круглится мелкобуржуазная луна и верещат кузнечики, - Серега Пазухин на них - нуль внимания, килограмм презрения. Серега Пазухин деловито смотрит на стрелки часов, поблескивающие под лунными лучами, и размышляет;

- Чорт! Баба - баба и есть. Сказала: ровно в 10 на скамье у забора. А теперь уже четверть одиннадцатого. Вот возьму - встану и уйду.

Серега Пазухин прячет часы и устраивается плотнее на скамье. О чем думать? Чем заполнить тягостное ожидание? Но вот за кустами хрустнул песок, вот мелькнуло белое пятно.

- Танюша!

Серега Пазухин срывается с места готовый бежать навстречу, но остается стоять и вынимает часы.

Еще несколько секунд (секунд ли? они почему-то ужасно длинные) - и Танюша Скворцова, радостная, в белом платье и красной косынке, улыбающаяся, стоит рядом.

- Вот и я!

- Вот и вы! - говорит Серега, приближая часы к ее лицу:

- 17 с половиной минут опоздания, товарищ Скворцова. Нужно приходить аккуратно к началу. Объявлено, кажется, ровно в десять?

Танюша заливчато рассыпается смехом. Ах, чорт дери, что это за странный глубокий грудной смех! Ужасно действует на нервы делового человека…