Небольшой оперской кабинет в административном здании за территорией зоны, буквально весь был завален кустарной продукцией, изготовленной руками «контингента».
- Ты выбирай себе, что понравится, - медленно листая свои записи, сказал майор. – Этого добра хватает под завязку, хотя производство с каждым месяцем сокращается.
Огнёв почувствовал себя туристом, забредшим в тесную лавчонку на восточном базаре, набитую изделиями аборигенов.
Чего тут только не было: нарды, кухонные наборы из дерева, деревянные статуэтки ручной работы радовали глаз и отвлекали грустные мысли капитана о предстоящей нудной вечерней планерке у начальника «угла» (уголовного розыска).
- Во! Нашел одного, - веселый голос майора вернул Огнёва к действительности, - Записывай: Кондратьев.
Это была фамилия убитого приятеля Оборванца. Происходили они действительно из цыган.
- Вот и адрес есть дальних родственников, - оперативник с удовольствием извлекал информацию из своих потрепанных блокнотов. – Они к ним собирались после освобождения. Слушай, капитан, ты на машине? Довези до города, сегодня пораньше свалю, после дежурства я, вторые сутки на ногах, - майор вытащил из стола открытую бутылку «Пшеничной», две пиалы и пару конфеток. - Извини, с закуской туго, - и протянул наполненную почти до краев посудину.
Выпив со знанием дела и громко крякнув, гостеприимный хозяин извлек из шкафа шикарно сделанную домбру. – На, держи, на память тебе. – Последняя оставалась, некому больше делать, освободился мастер, - с грустью произнес майор.
***
- Он мне как брат был, - признался Оборванец капитану. - И показания я дам, расскажу все.
- А за что в «гарем» то попали?
- Да, был «косяк» один. Долг карточный не отдали. В общем, «запомоили», «опустили» нас. Ну, как опустили – перевели в «гарем», а, так-то мы целые. Понимаешь?
Огнёв уже более часа беседовал с любителем чужих кур. Сидели они на маленькой скамейке в хибаре с земляным полом. За час до этого, старая цыганка («старуха Изергиль») долго и с недоверием осматривала капитана и только потом сказала, что нужный ему человек скоро будет.
Оборванец поведал, как они залезли в сарай, стали запихивать кур в мешок, как выбежали хозяева и поймали Кондратьева, кореша, как выскочил молодой хозяин и, приставив к нему ружье, выстрелил в упор. Его самого поймали позже, когда осматривали сарай.
- Ты не спеши так, - Огнёв тщательно записывал показания Оборванца в протокол допроса. – Так, а теперь расписывайся, писать-то умеешь? – Капитан отметил места для подписи. – А вот здесь пиши: с моих слов записано верно и мною прочитано. Медленно, с огромным трудом Оборванец выводил буквы под своими показаниями.
Глядя, как цыган подписывает протокол, Огнёв прекрасно понимал, что этой бумажкой порушит не только сфабрикованное дело и потревожит солидный куш, перепавший в карман начальства от меткого стрелка-чиновника, но и корпоративное «ментовское братство». Некую омерту, «кодекс чести»: не закладывай меня, я не заложу тебя.
Конечно, можно было плюнуть на все и закрыть глаза. Всем вокруг наплевать на мертвого бродягу: что был, что не был. Да и героем Огнёв не был, этаким борцом за правду-матку. Но, кажется, по-другому уже не получалось.
- Достали! - вырвалось у опера.
После допроса Оборванца узнав, что дело по убийству Кондратьева практически закончено по превышению пределов необходимой самообороны, Владимир, не задумываясь, напечатал сопроводительную записку и, приколов к ней протокол допроса, зарегистрировал этот материал в канцелярии городской прокуратуры.
***
Обшарпанное здание райотдела, казалось, развалится от криков, звучащих сейчас в его стенах.
- Ты чего, твою мать, себе позволяешь, ты кто вообще такой?! - выскочив из-за стола и наливаясь свекольным соком, забегал по кабинету начальник райотдела, всем своим наполеоновским ростом демонстрируя праведные гнев и возмущение.
«Интересно, его «кондрашка» хватит или просто лопнет?» - равнодушно наблюдая за начальником и стоя по стойке «смирно», думал Огнёв. «Нет, не лопнет и «кондратий» такого не обнимет. Грамм сто бы ему накатить, чтобы стресс снял».
- Ты, ты кто такой, чтоб направлять за своей подписью прокурору города бумаги, - все громче орал начальник. – Дело уже окончено и направлено в суд. - А ты, кто такой? – визжал он, как недорезанный поросенок.