Я подмигнул ей. Сестра оторвалась от журнала, смерила меня презрительным взглядом с головы до ног, но на лице её не дрогнул ни один мускул. Да и усталость с раздражением никуда не делись.
— Ай… — протянула она без тени улыбки. — Все бы тебе шуточки шутить… Вы бы, пациент, халат-то распахнули да посмотрели на себя в зеркало. Вон висит.
Я хотел было уже возмутиться, что не висит, а как стойкий оловянный солдатик… Но медицинская сестра махнула рукой в сторону стены за моей спиной, где обнаружилось большое прямоугольное зеркало в потемневшей раме.
Моё сердце ёкнуло — что-то в её тоне заставило меня насторожиться.
Я повернулся к зеркалу. Секунду помедлил, собираясь с духом. Потом решительно рванул ворот надетого на меня больничного халата, как матрос тельняшку на груди.
И замер.
Прямо посередине моей груди, от ключиц и почти до самого живота, тянулся длинный, уродливый шов. Грубые чёрные стежки, похожие на скобы, стягивали края раны. Кожа вокруг была воспалённой, а сам шов густо измазан чем-то ярко-зелёным — вероятно, банальной зелёнкой.
Выглядело это жутко. Свежо. Болезненно.
— Вот видите, герой-любовник? — донёсся сзади равнодушный голос сестры, в котором не было ни сочувствия, ни злорадства — только сухая констатация факта. — Рановато вашему богатырю ещё в бой рваться. Операция по шунтированию сердца прошла успешно. Но надо ещё подлечиться. Поваляться. Так что марш в палату, и никаких перекуров.
Слова ударили по мне, как обухом по голове. Шум в ушах. Мир качнулся.
— Шунтированию? — эхом повторил я, не узнавая собственного голоса.
При взгляде на страшный шрам пустота в голове разрослась, будто решила поглотить меня целиком. Операция на сердце? Это объясняло больницу. Но не объясняло всего остального. Кто я? Что со мной случилось? И почему я ничего, абсолютно ничего не помню?
— Шунтированию, — уже спокойно и почти дружелюбно подтвердила мне медсестра. — Операция такая, из задницы вырезают кусок вены и в сердце вставляют. Пока рановато вам ещё бродить по коридорам, на перекуры бегать и «богатырём» своим трясти перед медперсоналом. Быстренько в палату, больной. А не то…
Шунтирование — это очень серьёзная операция. Новость эхом отдавалось у меня в голове, пока я плёлся обратно в палату. Ноги двигались сами собой, ватные, непослушные.
«Из задницы вырезают кусок вены и в сердце вставляют»…
Чудесно. Просто восхитительно. Начало новой жизни, не иначе. Или конец старой? Чёрт его знает.
Голова гудела, а под рёбрами — там, где теперь красовался этот франкенштейновский шов, — начало неприятно тянуть. Сестра что-то бурчала мне вслед, но я уже не слушал.
Толкнул скрипучую створку и снова оказался в зелёной коробке палаты. Тот же унылый вид, те же казённые койки. Воздух всё такой же спёртый. Зеркало на тумбочке всё так же бесстрастно отражает мою незнакомую, осунувшуюся физиономию.
Я машинально запахнул халат, стараясь не думать о том, что под ним. Операция на сердце… это многое объясняло, но одновременно делало ситуацию ещё более дикой. Как можно такое забыть?
Я уже собрался снова рухнуть на свою койку и попытаться собрать мысли в кучу, как вдруг… куча шерстяных, пыльных одеял на дальней койке у окна зашевелилась. Из-под серой, колючей массы высунулась голова, украшенная совершенно безумной, всклокоченной причёской, напоминающей воронье гнездо после урагана. Пара мутных глаз моргнула, фокусируясь на мне, и хриплый, прокуренный голос произнёс:
— О… Привет.
Глава 3
Я замер. Пустая палата на проверку оказалась не такой уж и пустой.
— И тебе привет, — ответил я, стараясь, чтобы голос прозвучал уверенно.
Сюрпризы продолжались. Увидев, что в комнате действительно есть кто-то помимо гор одеял, я не удержался от удивлённого вопроса, который сам собой сорвался с языка:
— Ты кто такой⁈
Голова высунулась чуть больше, обнажая шею с кадыком и часть плеча в растянутой серой майке-алкоголичке. Мужик уставился на меня странно, с каким-то недоумением, смешанным с лёгким подозрением. Блондин. Или вернее, то, что когда-то было блондином, поскольку сейчас его волосы имели неопределённый желтовато-серый оттенок. Лет сорока с небольшим на вид, может, чуть больше. Лицо отёчное, с характерной сеточкой лопнувших капилляров на носу и щеках — красноречивые следы долгой и крепкой дружбы с зелёным змием.