— До голландцев тебе далеко. Вэлкамов от тебя фиг дождёшься. Давай меня в сад за фруктами, — сжалился я над убогоньким и попросил так, как нужно просить у машин.
— Критерий опознан. «За фруктами» исполнено, — заявил цилиндр, а сам остался стоять, как вкопанный.
Просто, закрыл дверь с одной стороны, а открыл её же с другой. Провернулся вокруг меня, и всё. Я точно стоял на месте. И пол под ногами стоял. Только-только вошёл, и ничего толком не успел, а этот Фортепьян вокруг себя повернулся и заново открылся. Всего и делов. И перед моими, ничего не понимавшими, глазками оказался точно такой же белый коридор, но не с комнатами или номерами, а с дверями многочисленных лифтов.
— Что ещё за отсек? И куда мне идти? — опешил я от очередной неожиданности, но потом скумекал, что сферы с разной природой огромные сами по себе, значит, никаких простых дверок к ним быть, конечно же, не могло.
— Для гость рядом дверь быть теле и картина, — огрызнулась говорящая ступа и захлопнулась.
— По-каковски их телек говорит? — запоздало спросил я, но получил очередную и бесконечную минуту молчания.
Делать было нечего, пришлось на свой страх и риск шагать к первой коридорной выпуклости – двери. Или, скорее, люку с небольшим экраном на стене, слева от него. Такие же экраны были около каждого входа, вернее, около каждого лифта.
— Здесь кто-нибудь по-русски разговаривает?.. А на Хань-Юе?.. На английском? Дуй-будуй? No-yes? Ну, и идите в лес. То есть, меня пустите в лес, — поговорил я по душам с дверью, но телевизор не включился. — Постукать его, что ли? Но у него же башки… Локоть! То есть, пропуск.
Вспомнив о пропуске с допуском, мигом представился, ткнув в спящий экран левым локтем.
— Пи-ик! — поздоровался мини-телевизор и включился.
На экране появился красочный пейзаж из пустыни с пальмовым оазисом или, скорей, с несколькими оазисами.
«Только недавно из Омана. Ничего вкусного. Пойду к следующему», — раскритиковал я увиденное и поплёлся к следующей дверце.
Так обошёл горную или альпийскую сферу, как у Стихии, потом дремучую лесную с высоченными хвойными деревьями, потом какое-то болото. В общем, только с пятого или шестого раза наткнулся на отдалённое подобие Краснодарского края с круглыми грядками-полями с сельскохозяйственной, а, может быть, дикой растительностью.
Стал напротив двери лифта, потому что не придумал никакого другого способа его открыть. Открылся, любезный, никуда не делся, но молча.
Когда вошёл в кабину, зажмурился, на всякий пугающий случай, но вспомнил, что у Стихии не видел никаких животных, пасущихся на лугах с низкорослой травкой.
— Зверьё, наверно, давно уже в холодильнике? Или для них отдельные загоны? Может, здесь некому приглядывать за сельским хозяйством? — задавал я наивные вопросы, коротая время долгого перемещения куда-то не совсем вниз.
Наконец, кабина замерла, дверь открылась, а я оказался в освещённой комнате без окон с одной-единственной дверью-выходом.
— Спасибо за доставку. Прошу обождать, пока тут прогуляюсь, — подбодрил себя громким разговором и открыл дверь.
«Конечно, не Закубанье, но и не лес с пустыней. Поброжу между инопланетными грядками. Вдруг, найду что-то знакомое?» — поразмыслил я маленько, когда увидел непонятного размера и формы огороды, с одного краешка или, скорее, сектора, которых темнела сырая земля, а с другого желтели или засохшие кусты, или ботва неведомых растений.
Причём, всё круговое пространство между этих секторных крайностей занимали плавные переходы от только что взошедших зелёных ростков, до других секторов с поспевавшими плодами или семенами на невысоких травянистых зарослях, которые впоследствии засыхали.
Видно, кто-то потом всё выкорчёвывал, а на их месте снова всходила поросль, и весь цикл повторялся, замыкаясь в подобие круга.
— Что за чудеса? Все времена года в один день? Ну и ну. Притом, на каждом отдельном поле, — поразился я, увидев, что и череда плодовых деревьев, собранных в кольцо вокруг несуразного огорода, точно так же и спала в зимней спячке, и зеленела, и цвела, и наливалась плодами, и желтела листьями с такими же золотыми фруктами, опадавшими наземь.
Вокруг, куда ни глянь, были такие же обрамлённые фруктовыми лесополосами поля с огородами, их неведомым урожаем, с самостоятельной, шагавшей по кругу, растительностью.
«Никогда бы до такого не додумался», — повторил я несколько раз про себя и, оправившись от фруктово-ягодного шока, пошёл к валявшимся на земле зрелым яблочкам.