УБЕЙ МЕНЯ, ИЕШУА ГА-НОЦРИ
- Эй, пидор, сейчас про сигаретку спрошу, ты готов ваще!?
С этих слов меня будто переключило, ветер подул холодный, неприятный. Дождь капал с периодичной постоянностью. Тьма сбежала из моих глаз по домам этого переулка. Вдали передо мной стало видно три массивных фигуры на расстоянии десятка метров. Запершило в руках и в ступнях, голос забыл, как звучит, он грубый или тоненький? Предчувствие кровавого ужаса впереди, они приближаются, разум велит: нужно бежать с Земли, в мусорный бак, в канализацию, может на пожарную лестницу и до луны... Но поздно. Они всё ближе и ближе. Претворяются, что сейчас рвануться, напрыгнут на меня, тянут свободные руки от бутылок к поясам, намекая на наличие оружия, а уже половина от того, чтобы они могли протянуть свои руки ко мне и убить. Нет, сегодня смерть шепчет и шептала с самого начала дня, кто же знал, что умр...
Массивные фигуры уже встали почти что в плотную. Вначале пырнул своей слюной и матом самый высокий, что стоял по центру. Пара ненормативных ругательств и буря вульгарного смеха с улыбками слепого (тупого) самодовольства, что просто обезоружили бы любого Аль Капоне, Аль Пачино или Пабло Эскобара с Бони и Клайдом. Ведь становилось совершенно понятно, этим отморозкам в общем-то наплевать на то, кто их жертва, что будет с ней, наплевать на самих себя. Наплевать на своих рыдающих мам у могил, ведь для них пути господни неисповедимы, а, по их мнению, только им пути и протоптаны.
Как-то я надолго замялся в своих наблюдениях. Ничего нет и я потерялся в его курьих глазах. Сугубая тьма, пустота и отрицание. Это не нигилизм, это не осознанный протест, просто течение случайного воспитания и формирования личности. Первого кого встретил - тем и стал. Вот он и встретил высокого, а сам стал низким и упитанным. Стоял справа и что-то злобно мямлил, как бы боясь быть громче, но как бы над всеми в своей воде и крутости.
Меня били вначале в шутку, несерьезными ударами по животу. Они откровенно смеялись над моей беспомощностью и это можно было понять. Они не считали меня себе ровней, для них насилие – юмор. В конце, после моей смерти, даже в шутку подумают, что я был норм человеком и дадут глупую кличку "Кислый". Сам я не проронил ни слова и не давал никакой сдачи.
Я позволю ударить себя каждому встречному, но сам ни(к/ч)ого не ударю. Я всегда это помню и буду повторять после каждого удара. Только так можно избавиться от мирового насилия и крови. Не сегодня, через век. Я это знаю.
Еще удар, еще, они уже от злости стали быть по голове. Много времени не понадобилось, я повалился на грустномокрый асфальт. В этом южном городе всё было под склон, вода стекала прямо мне в лицо. Начали бить ногами. У них определенно была цель меня убить. Вопрос “за что?” не имел особо смысла. Конечно, можно попытаться понять. Типа за то, что я не равно они. Их бесит моя более тяжелая сдача равнодушием, ведь и я и они знают кто в конце победит.
Я уже перестал разбирать их слова, но кажется они стали более собранными, в глаза снова возвращается тьма.
Удар, еще удар. Всё тело ревёт, в руках и ногах першит. Вот мой крест. Меня перестают уж так сильно бить, устали, решили перейти к унижению. Окурки, плевки. О, как они все смеются снаружи, но плачут внутри. Из всех их приемчиков можно было бы составить ритм. Удар под дых, щелчок и падения окурка, вода шебуршит и впитывает лунный свет с перемешкой моей крови. Когда же это закончится? Я же уже готов.
Меня поднимают. Ели стою. Что-то говорят, вопят, бьют по щекам. Все становится таким скучным и однообразным, но я уже чувствую ее... Скоро смерть, не конец.
Вначале высокий что-то на очень грубом и упрекающем со словарным запасам из слов паразитов сказал мне, но я ничего не понял, после он сказал, поворачиваясь к левому парню в очках – Слушай, Иешуа, может бросим его? Мое внимание сразу сострилось. В очках сказал – Ну, да. - И этот "Иешуа" запялился на меня...
Во мне что-то сразу упало. Воспылал костер перед глазами. Вода у моих ног будто начала вливать в меня опять мою кровь. Моя ладонь превратилась в кулак, а глаза вылупелись из тьмы вверх, из скарлупы синеков и прилипшей крови. Неожиданно для них и себя я нанес один удар, еще один, ещё, ещё. Высокий упал, сразу умер. Упал и низкий, я зажал его шею своим ботинком, нанося ему такие муки, чтобы он навсегда понял о своем пути все, что был должен понять. Стоял лишь один парень в очках. Смотрел. Я схватил его за горло, опрокинул его на землю с брызгами.
- Прошу! Прошу! Иешуа... Иешуа... Иешуа Га-Ноцри, убей меня! Не мучай!
Во мне воспылала ненависть, я его бил, бил, бил, бил, чтобы он умирал, умирал, умирал и умирал снова и снова, снова и снова. Бил, чтоб отлетала кровь, бил после уже саму только его кровь, все мои руки – была таже кровь, поэтому я бил его кровь его же кровью, извлекая из него еще больше крови.