— А вы же благородный принц, — парировала я. — Все мы не без недостатков.
Он посмотрел на меня долго, с выражением человека, который прямо сейчас пересматривает свои жизненные принципы. Потом тихо выдохнул, опустил плечи — и сдался.
— Делайте что хотите. Только умоляю, не пойте колыбельную.
— Но ведь она вам помогает! — возмутилась я с наигранной обидой. — Так и быть, не буду петь. Сегодня. Если вы будете хорошо себя вести.
— Ян Айри…
— А если плохо — то устрою массаж стоп с иглоукалыванием! И с поучениями о том, как важно беречь себя. Хотите вы этого или нет, я за вас волнуюсь.
Он притих. И только спустя несколько мгновений едва слышно выдохнул:
— Спасибо.
Я подняла глаза и поймала на его лице не раздражение, не досаду, а усталую, едва заметную благодарность. На одну короткую секунду Ли Шао Шень перестал быть наследным принцем. И просто стал человеком.
Может, и вправду он мой Ишель? Или, может, он просто нуждается в ком-то, кто не боится коснуться его слабостей — не для того, чтобы использовать, а для того, чтобы вылечить.
— Пожалуй, я сделаю вас своей императрицей, — выдал спустя какое-то время Ли Шао Шень, растекаясь на подушках. Правильно разогретые с помощью мази и мягких поглаживаний мышцы его шеи перестали каменеть и дергаться от напряжения, голос звучал свободно, тело больше не сводило судорогой. И поди угадай, от чего это произошло? От лечения или от моего присутствия? Раз уж ему моя кровь помогла, тут возможны варианты. Мало ли как химия тела могла вступить в симбиоз с даосскими техниками и магическими закидонами… Ведь лекари тут были и до меня. Уж с массажем-то они знакомы!
— Вот спасибо, ваше высочество, — хмыкнула я, подтыкая его одеяло со всех сторон. — А теперь закрывайте глаза. Закрывайте-закрывайте. Обещаю не приставать и не петь. Посижу с вами до рассвета и пойду домой отсыпаться. Совсем скоро нам выезжать, к этому моменту все должны быть отдохнувшими, бодрыми и бдительными.
— Вот, кстати, об этом! — Он попытался поднять голову с подушки и зашипел, когда я уперлась ему пальцем в лоб, не давая совершить эту глупость. — Княжна Ян!
— Угу, массаж пяток с иглоукалыванием! — напомнила я и даже угрожающе подергала за одеяло в районе его ног. — Испугались? Правильно. Бойтесь и спите.
— Вы невыносимы!
— А меня и не надо выносить, я сама уйду, когда буду уверена, что вы нормально заснули.
Ли Шао Шень оказался умным. Понял, что спорить со мной сейчас бесполезно. Он обессилен своим проклятием, но получил передышку и возможность нормально поспать. Чем и решил воспользоваться, пообещав мне, что еще поговорит со мной о манерах и почтении к особе наследника позже.
Я покладисто согласилась поговорить о чем угодно, лишь бы он закрыл глаза. И всего через одну палочку благовоний сама задремала, отжав часть лишних подушек у принца. Я тоже устала за день… но с рассветом надо обязательно проснуться и убежать раньше, чем его высочество созреет до этого разговора! А то чую, он ко мне еще насчет травника пристанет, ишак упертый.
Глава 29
Повозки неспешно катились по каменной дороге, поднимая клубы пыли. Кони храпели, фыркая в полусонной жаре, стража ехала плотными рядами, словно чугунный каркас, обрамляющий это блестящее шествие. А в воздухе уже начинало звенеть нечто неуловимое — как натянутая до предела тетива перед выстрелом. Тишина казалась слишком звенящей, взгляд придворных — слишком рассеянным, и даже птицы на деревьях будто бы избегали сопровождать нас своей песней. Все живое словно чуяло: что-то должно случиться.
Я сидела в карете, задрапированной шелком, но окно было приоткрыто. Горький запах полыни и пыльной травы мешался с терпким ароматом благовоний. Рядом сидела Сяо Лян, что-то бормоча под нос — вроде бы молитву, но из тех, которые придумывают на ходу, когда страшно.
— Госпожа, — подалась она ко мне ближе, поправляя сползший ворот моей дорожной мантии. — Простите, но… у меня дурное предчувствие. Словно кто-то наблюдает из леса. Уже долго.
— Ты не одна такая, — вздохнула я, глядя, как впереди ряды лошадей слегка замедлили шаг. — Даже лошади идут тише обычного. Чуешь?
Процессию возглавлял первый принц. Его карета была роскошна, с резьбой в виде львов, а лошади — черные, как ночное небо перед бурей. Я не видела его лица, но знала, что он тоже чувствует это напряжение. Паломничество. Слово, за которым в моей памяти скрывалась резня, пламя, отравленные стрелы и внезапно исчезающие лица. Слово, после которого в прошлом не вернулись ни Шао Шень, ни десятки других. Слово, которое стало точкой невозврата — не только в жизни империи, но и в моей.