— Пусть смотрят. — Его голос был ниже обычного, тише. — Они должны знать: ты — моя.
И в этот момент, промокшие, взъерошенные, словно два выбившихся из общего строя безумца, мы ворвались под крышу у самого подножия храма.
Да, возможно, мне стоит бояться будущего. Но в этот миг, пока его рука держит меня крепко, пока его улыбка искрится сквозь капли дождя, я не одна.
И быть может, даже проклятие можно превратить в благословение.
Глава 32
— Чтобы ваш брак получил благословение неба, вы должны спеть ему песню. — Слепой старик в одеждах настоятеля повернул лицо к его высочеству, словно и вправду мог видеть его своими страшноватыми белесыми бельмами.
Мы наткнулись на этого почтенного дедушку сразу же, как вошли под крышу центрального храмового павильона. Точнее, Ли Шао Шень вошел, все еще держа меня на руках. Мы оба промокли до нитки, отчего зрелище из трогательного и возвышенного стало почти непристойным. Да, традиционный наряд принца и княжны состоит из множества слоев. Но шелк, из которого пошиты многослойные одеяния, — тонкий, полупрозрачный и легкий, словно паутина.
Сухой и отглаженный, он изящно развевается при каждом дуновении, но благодаря этой облачности надежно скрывает и одновременно подчеркивает все, что нужно. И хрупкое изящество юной девы, и стальную крепость мышц прекрасного принца.
А вот когда промокнет…
М-да. Нам повезло, что достопочтенный настоятель все же по-настоящему слеп. Он не стал ругать нас за непристойность. Зато с ходу ошарашил непонятностью.
— О чем ты говоришь, старик? — несколько надменно осведомился Ли Шао Шень и не думая отпускать меня. А ведь я старательно вошкалась, пытаясь сбежать или хотя бы прикрыться.
— Ваше высочество умело выбрал женщину, но, чтобы ее получить, придется приложить усилия. Это будет непросто. — Старик-настоятель говорил спокойно, будто беседовал за чашкой цветочного чая в солнечный полдень где-то среди цветущих садов монастыря. — Будущее скрыто туманом. Только нужная мелодия позволит вспомнить правильные слова и произнести их вовремя. Не упустите момент, ваше высочество. Позвольте себе поверить в несбыточное. Иначе снова потеряете!
— Дедушка Сюй! — Пока мы с принцем дружно моргали, переваривая заявление старика, откуда-то из бокового коридора выскочили трое мальчишек в форме послушников. — Дедушка Сюй, вот вы где! Простите, простите, достопочтенные, дедушке давно нездоровится. Бывший настоятель уже двадцать лет не покидает павильон уединения и ни с кем не разговаривает. Мы не ожидали, что именно сегодня он решит нарушить свой обет!
Ли Шао Шень сжал меня чуть крепче, словно боялся, что вместе с водой я сейчас просто ускользну.
— Все в порядке, — улыбнулась я мальчишкам, аккуратно выскальзывая из его рук, и отжала рукав, чтобы хоть как-то скрыть неловкость. — Ваш дедушка, похоже, и вправду был послан нам судьбой. Мы запомним его слова.
— Простите, госпожа, простите, ваше высочество! — Послушники закивали и, почтительно поклонившись, увели старика прочь. Дедушка Сюй, не переставая, вполголоса напевал странную мелодию — мягкую, похожую на отголосок старой колыбельной.
Я поймала на себе пристальный взгляд Ли Шао Шеня.
— Не смей даже думать, что я буду петь, — холодно произнес он, расправляя промокшие рукава.
— Еще как будешь, — не без злорадства отозвалась я. — Иначе не получишь меня в жены. Ты же слышал: небо требует песни.
Он закатил глаза, но я видела — это был жест больше театральный, чем сердитый. На самом деле он с трудом скрывал улыбку.
— Пой сама, — бросил он, отступая к ближайшему колонному проходу. — Ты ведь у нас героиня.
Я прикусила губу. И что мне петь? Как назло, за этим сумбуром событий из головы вылетели все строчки известных песен.
Но, вздохнув, все же шагнула в центр зала, к жертвенному камню, над которым струился дым благовоний.
И начала. Тихо, почти шепотом:
— Спи, мой свет, за окном темно…
Шелест дождя подхватил первую строчку. Мои пальцы невольно сжались на промокшем подоле ханьфу. Я пела колыбельную, ту самую, которую в порыве отчаяния напевала, чтобы успокоить его, когда он бился в судорогах.
— Звезды в небе качают лодку сна…
На этом месте я запнулась. Слова вдруг вылетели из головы, словно ветер унес их. Пустота звенела в ушах, сердце билось где-то в горле.
Я растерянно прикусила губу, опустив глаза… И вдруг услышала:
— Тихо ночь сторожит тебя…
Голос Ли Шао Шеня был низким, немного хриплым, но мелодичным. Он вышел из тени, подошел ближе и подхватил песню так естественно, будто пел ее тысячи раз.