Оказалось, водятся. Во всяком случае откуда-то оттуда вынырнул первый слуга принца, волоча за рукав одного из дворцовых лекарей. А следом бежал тот молоденький парнишка, который осуществлял медицину в доме самого Ли Шао Шеня.
— Простите, господин, — запыхавшись, доложил он. — Я решил, что надо найти официального главу лекарской палаты, чтобы он своим авторитетом подтвердил мои выводы! У нас в таком случае будет официальная бумага, и…
— К демонам бумаги, что с моей невестой?! — рявкнул Шао Шень. И все посмотрели на него удивленно. Я в том числе. Неужели его и правда волнует мое здоровье? А не только возможность ущемить соперника с моей помощью?
Лекарь — невысокий сухонький старик с подбородком, украшенным узенькой косичкой, — почуял себя на сцене большого театра. Он щелкнул веером, осмотрел меня с важным видом и, не спрашивая разрешения, взял меня за запястье.
Я пискнула для приличия и искоса глянула на Ли Шао Шеня. Мол, вот видишь, меня хватают и щупают, а ты молчишь. Зато ругаешься, когда я с тобой делаю то же самое. Несправедливо!
Принц этого взгляда, к сожалению, не оценил. Он все еще мрачно сверлил меня глазами, в которых, однако, таилось беспокойство. Настоящее.
— Хм, — протянул лекарь, поднеся к моему лицу ладонь и принюхиваясь, будто я была не княжной, а бокалом подозрительного вина. Он вдруг щелкнул пальцами, велел подать ему чашку теплого рисового отвара и, когда я глотнула, снова понюхал воздух. После чего торжественно изрек:
— Афродизиак. Класс «лепесток желаний». Известен тем, что вызывает легкое возбуждение, спутанное сознание и острое желание прикосновений тела к телу.
— Уточню: к красивому и мускулистому телу, — хмыкнула я и спрятала лицо у Ли Шао Шеня на груди.
— Ну так сделайте уже что-нибудь! — прошипел он, явно испытывая яркое желание стряхнуть меня с себя. Что осторожно и пытался сделать, не привлекая внимания. Ага-ага, фиг тебе. Я же чувствую… что на самом деле тебе нравится! Прямо о-очень нравится, как я к тебе прижимаюсь! Особенно ниже пояса. Даже многослойное ханьфу не спасает.
Лекарь меж тем продолжил:
— Боюсь, ничем не могу помочь. Судя по цвету радужки, частоте пульса и отсутствию сыпи на шее, время активной фазы уже прошло. Организм справился.
— И?.. — нетерпеливо рыкнул принц.
— И теперь остается только одно: пусть она уснет. Утром проснется как ни в чем не бывало, только слегка разбитая. Ну, как после хорошего… э-э… сна.
Я хихикнула. Шао Шень покрылся яростным румянцем, словно это его только что публично уличили в распутстве.
— Отлично! — отреагировала тем временем я. — Я согласна. Спать — это… разумно. Только… спать с кем? — Я подняла на принца глаза, максимально невинные.
Он издал какой-то звериный звук, схватил меня на руки и зло прорычал через плечо слугам:
— Всех вон. Она будет спать одна. Под моей охраной.
И потащил меня прочь, стремительно и решительно. Правда, вся свита бодрым гуськом последовала за нами, но так даже и лучше. Больше свидетелей.
— Ой, ваше высочество, вы такой внимательный… — прошептала я, едва касаясь губами его шеи. — Вы точно не подвержены действию этого зелья? А то вдруг и вам захочется… прижаться?
Он почти споткнулся.
— Я тебя утоплю. В лотосовом пруду.
— Сначала разденете? — мечтательно уточнила я.
Ответа не последовало. Не считать же за таковой скрип зубов и едва слышное почти звериное рычание? Похоже, эта ночь также будет долгой… и вряд ли спокойной.
А все дело в том, что из первой жизни я помнила еще один нюанс. В ту ночь, когда меня опоили афродизиаком и подложили под второго принца, с первым случилась какая-то неприятность. Вроде на первый взгляд несерьезная, поэтому подробностей не знал никто. Ходили лишь смутные слухи.
Но что эта неприятность стала одной из ступенек к трону для второго принца — я убеждена. А значит, нужно помешать ей случиться. Как, если я не знаю, в чем она заключается? Очень просто: увести его высочество с праздника, желательно вообще изолировать от всего на свете и лично проследить, чтобы с ним ничего не случилось.
Так что я не просто придуривалась. И не просто пыталась раздеть парня. У меня была цель…
— Шень-Шень… ты же не оставишь меня одну?
Под конвоем доверенных слуг мы наконец добрались до отдаленного павильона, бывшего некогда домом для матери первого принца. Давно, еще до того, как их с сыном похитили из дворца.
— Ян Айри! — Первый принц попытался сделать строгое лицо и стряхнуть меня на кровать. Не тут-то было, я вцепилась в него, словно осьминог, обвила всеми конечностями, прижалась и потерлась щекой о его лицо.
— Шень-Шень… мой храбрый принц ведь не оставит бедную Ри-эр одну в такую страшную и опасную ночь?
Судя по лицу Ли Шао Шеня, если бы он мог, сбежал бы, сверкая пятками, и спрятался за спину слуг и лекарей. Но увы…
— Ваше высочество, прилягте с ней, и тогда юная княжна быстрее уснет, — шепотом подсказал из-за ширмы старый лекарь, а молодой тут же принялся ему поддакивать. Потому первый слуга принца на цыпочках вошел в спальню и откинул покрывало на кровати, глазами приглашая своего господина сесть, а потом и прилечь.
Ли Шао Шень тихо застонал сквозь зубы, перехватил меня поудобнее и улегся на постель с видом статуи великомученика. Хех! Что и следовало доказать!
— М-м-м… мой принц, — выдохнула я ему в шею. — Вам надо отдохнуть… засыпайте!
И пока он не успел возразить, принялась тихонько мурлыкать свою любимую колыбельную.
Сначала Шао Шень подо мной застыл, словно и впрямь окаменел. Потом его пробила короткая дрожь, а руки, обнимавшие меня, сжались крепче. А еще через пару секунд первый принц расслабился и прикрыл глаза.
Вот так, вот умница! Спи, мой принц… спи в безопасности. Я тебя уберегу от любого зла.
Глава 20
Ли Шао Шень
Я лежал в полумраке, уставившись в изящный узор на балдахине. За окнами давно погасли фонари, затих шум слуг, и даже сверчки в саду замолкли, оставив меня наедине с легким дыханием девушки, уютно устроившейся на моей груди.
Мое сердце билось так громко, что я всерьез задумался, не слышит ли она его стук сквозь тонкую ткань моего ханьфу.
Она… она пела эту песню.
Колыбельную, которую не должна была знать ни одна живая душа во всей Поднебесной. Песню, что звучала только в моем детстве, в холодные ночи, пропахшие грязью и отчаянием. Песню, которую тихим голосом напевала тощая девочка-беспризорница, пытаясь унять боль и страх, терзавшие меня.
— Это невозможно… — прошептал я одними губами, чувствуя, как горло сжимает от жгучей тоски.
Айри спала мирно, ее ресницы едва заметно дрожали, словно ей снились беспокойные сны. На губах девушки застыла легкая улыбка, а ее дыхание согревало мою кожу, пробираясь сквозь шелк.
Нет. Та девочка мертва. Мертва уже много лет.
Айли умерла тогда, на холодных улицах, погибла, защищая меня от работорговцев. Я видел ее тело, неподвижное и хрупкое, и с тех пор поклялся себе никогда больше никого не подпускать близко к сердцу.
И все же… как могла Айри знать эту песню? Айли придумала ее сама, при мне… или же просто дурачилась, а на деле услышала ее где-то еще? Но откуда она известна Айри?
Я осторожно коснулся пальцами шелковистых волос, борясь с желанием разбудить ее и задать тысячи вопросов, которые рвались наружу, сжигая меня изнутри.
— Что ты таишь в себе? — спросил я одними губами.
Ответом мне было только сонное ворчание девушки, которая прижалась ко мне еще крепче и пробормотала что-то неразборчивое, но странно успокаивающее. Ее пальцы во сне сжали ткань моего халата, словно даже в бессознательном состоянии она пыталась удержать меня рядом.