— А у них есть на это шансы?
— Есть, конечно, я ж не зверь какой. Но очень маленькие, потому как я сильно обижен. О, вон, смотри — видишь того толстяка, с мордой как у бульдожки? Это начальник полиции — мерзкий тип. Очень много гадостей мне наговорил.
А вон в сторонке пытается спрятаться баранчик, в смысле, барончик местный. Так, горка не горка, а кочка на ровном месте, возомнившая себя вершиной мира. И сейчас его уверенность в собственном величии стремительно летит вниз. О злобном и мстительном характере нашего рода знают все, и мне тем более непонятно, как они вообще решились сунуться.
— Может, они знают что-то, чего не знаешь ты?
— Я много чего не знаю, Амалия. Но одно я знаю точно — скоро я стану просто до безобразия богат. До неприличия богат. До отвращения богат. Денег у меня станет столько, что я просто не смогу их все потратить.
— Это откуда ж такая уверенность?
— Ну, потому что наши и не только наши правители просрали все, что можно. Думаешь, ангелы с демонами не знают, что тут происходит? Уверен на все сто, что знают. Попытка мне помешать обошлась Сатанаилу очень дорого. И это при том, что он напрямую не вмешивался. А тут совсем иное дело. И наш император Павел хер знает какой сделал ставку не на того. И скоро он придет извиняться. Дочку, наверное, свою в жены предложит.
— А ты?
— А я не возьму, потому как мне она не нравится. Наглая слишком была, вот и прогнал.
— В смысле, прогнал? — икнула от неожиданности она. — Кого?
— Да дочку его, Лизу Романову.
— Я в шоке. Нет, Ямир, пойми меня правильно — я тобой восхищаюсь, как никто. Но чтобы указать на дверь принцессе — это ж какие яйца надо иметь⁈
— Хочешь их увидеть? — с готовностью чуть придвинулся к ней я.
— Пока не решила. А что касается дочек — ты все же подумай.
— Не хочу. Все эти высокородные су… дамы у меня уже в печенках сидят. Потому что, честно говоря, после пары десятков подобных предложений я реально сорвусь. Понять их не могу. Ну ладно, отцы их хотят получить за счёт дочерей больше денег и власти, но сами-то девушки почему соглашаются? Как можно лечь под человека, который тебе, скорее всего, даже и не нравится?
— Ох, Ямир, аристократки порой больше проститутки, чем бордельные шлюхи. Они отличаются только тем, что цена у них выше. А в остальном всё то же самое. Своей промежностью они зарабатывают и деньги, и связи, и порой мужья их сами подкладывают под нужных им людей, чтобы получить определённую выгоду для рода или себя лично.
— Да уж, жестокий мир — жестокие нравы. Поэтому и не хочу. Я привык все делать сам и женщин выбирать себе тоже сам. И те, кому положено, уже об этом знают. Но все равно попытаются. О, вон, смотри, служивый бежит к нам. Они мой телефон пролюбили. А теперь, кажется, нашли. Сейчас будет извиняться и клясться, что больше никогда и ни за что.
— Поймешь и простишь?
— Кражу своего? Ты с ума сошла, красотка⁈ Конечно же, нет! Мы, Нагибины, подобное не прощаем. Кража у нас — это грех страшней убийства.
— Ваше Сиятельство! — уже знакомый охранник трясся от страха, но вроде помирать не собирался. — Вот, нашли. Не извольте беспокоиться — все в целости и сохранности. А виновного… Ну, мы его того… В общем, теперь он больше у нас не работает.
— Молодец. Хвалю за службу. А что там вообще происходит?
— Ох, жутко там! Я, пожалуй, сегодня на службу не вернусь и выйду из ресторана через черный ход. Головы всех полетят и кабы до простых служак не добрались. Начальство — оно-то, известно, отмажется, а все на нас свалит. Поэтому я на пару дней дома запрусь. Заболел я, ага. Температура и кашель замучили, вот.
Он высунул язык и старательно покашлял.
— Ладно, беги уже. Выздоравливай, -усмехнулся я, и его как ветром сдуло.
— А как же — не прощаемый грех? -подколола меня ангел.
— Ну, этого как раз можно простить — он единственный отнесся ко мне по-человечески. Предлагал даже в ресторан за едой сбегать.
— Душевный прямо-таки человек, -усмехнулась она. — Кстати, у меня для тебя новость. Не знаю, правда, хорошая или плохая.
— Ты беременна⁈ — ужаснулся я. — Но это не проблема. Я, как честный аристократ, возьму на себя всю ответственность.
— Пока нет, но твои слова я запомнила. Твой отец приехал в поместье. Очень злой, скажу я тебе. На меня даже не взглянул — заперся в кабинете и с кем-то громко разговаривал. Потом, судя по доносившимся оттуда звукам, бил все, что можно разбить.
— Я ему так разобью, что живого места не останется! — сразу взбесился я, представив себе масштабы разрухи и потенциальных трат на восстановление разрушенного и разбитого. — Надеюсь, он меня дождется и примет вызов по праву сильного.