Девчонки разбежались по комнатам и обещали, как только я освобожусь, устроить показ нижнего белья. И я сразу же захотел освободиться. Но не дали.
Сначала прилетел Симуэль — весь такой воинственный. Я аж загляделся, честное слово! Потом прискакал Эндрей, держа бумаги с чуть размытыми надписями. Подозреваю, что это он их слюной залил, решая, что можно отжать у Лопухиных. Потом заявились Стеф с Авророй и бурно присоединились к обсуждению того, чего с них можно поиметь. В этом нам равных нет — как чего урвать, так мы первые тут стояли.
Ну, и под занавес явился Лопухин в сопровождении своего нервно вздрагивающего сыночка, сурового на вид дядьки и десяти архимагов рода, которых на территорию поместья не пустили, оставив снаружи. А чего он вообще всех гвардейцев не прихватил? Война родов еще не началась, и мы никого убивать не собирались, если, конечно, сами не спровоцируют. Мы никогда не нарушали договоренностей, хотя все считали иначе. Но предъявить нам, кроме пустых слухов, ничего не могли и бесились от этого еще сильней.
К нам в кабинет всю троицу провели наши бойцы, обвешанные по такому случаю боевыми артефактами, от света которых в магическом плане слезились глаза. Их напряженные и испещренные шрамами лица выражали суровую решимость анально покарать любого, на кого укажут. Добрые они, даром, что злые, как питбули.
Взаимные приветствия, легкие расшаркивания и рассаживания по разным сторонам. Мои все справа, потому что наше дело правое и победа будет за нами. Они слева — оттуда легче сбежать, выбив окно. Чай на травах с печеньками для снятия стресса и налаживания диалога зашел на ура.
Лопухин молчал, не зная, с чего начать разговор. Я тоже не проронил ни слова — начавший первым заведомо оказывается в проигрышной позиции.
Остальные ждали, пока выскажутся главы родов. Мне даже было немного смешно — я, можно сказать, пацан, самый младший из всех, держу их всех за гениталии и потихоньку сжимаю кулак. И они ни черта мне сделать не могут. Хотя вру — могут. Пресс работает на деньгоприводе. Кидаешь в него крупную купюру, и давление сразу ослабляется.
Наконец прибывшая сторона решила, что многозначительная пауза чересчур затянулась, и чем дольше они будут молчать, тем меньше у меня останется терпения. А то, что Нагибины в принципе не любят ждать, было известно всем.
Родик посмотрел на сурового дядьку, и тот передал ему папку с документами.
— Ямир Ярославович, — торжественно начал он. Ого, мой статус в его глазах повысился? Приятно. — Мы всесторонне изучили начавшийся конфликт, — бросил он полный ярости взгляд на сына, — и пришли к выводу, что не хотим его продолжения.
— Наше желание взаимно, — милостиво кивнул я на его слова.
— Но ваши требования…
— Стоп. Не надо портить положительное впечатление, что успело у меня сложиться с начала нашей беседы.
Условия высказаны, запротоколированы, и все стороны с ними согласились. Поэтому давайте безо всяких но, если и почему. Или полное их выполнение по всем трем пунктам, или война. Второй вариант лично для меня предпочтительней, потому как он более выгодный. Но помня о том, что мы были почти родней, я иду вам навстречу. Хотя Аврора меня всячески отговаривала от этого. Слишком уж сильно вы обидели мою сестру.
— Да она у нас жила, как у богов за пазухой! Делала что хотела, шлялась где хотела, с кем хотела и никто ей не был указом!!! — завопил Алексей.
— Будем считать, что я не слышал слов о том, что знатная дама, графиня могла позволить себе не чинно и благородно посещать светские мероприятия, а, как изволил выразиться Алексей, где-то шляться. Симуэль, как ты считаешь, такое вообще возможно?
— Конечно же, нет. Ты же только посмотри на нее. Да она символ благочестивости нашего рода! Скромна, умна и красива.
Меж тем эта скромница прожигала бывшего мужа взглядом столь яростным, что казалось, даже стены дымятся.
— Вот, — поднял я палец вверх. — Наша сестра не может быть такой. А значит, ее гнусно оболгали завистники рода. Алеша, ты нам завидуешь? Или в тебе говорит обида? Или детская травма? Увы, я ни разу не мозгоправ, но могу ради тебя найти в столице самого лучшего.
— Я приношу извинения за необдуманные слова моего сына, — скрипнул зубами от злости Лопухин. — Поверьте, он будет наказан.
— Верю, я всем верю, потому как очень доверчивый. И от этого часто страдаю. Но мы отвлеклись. Что вы там говорили о компенсации?
— Триста миллионов — неподъемная для нас сумма. Так быстро ее собрать мы попросту не сможем.
— Триста — это еще по-минимуму. И так мало только потому, что я вовремя остановил Алешеньку. А то он такими темпами и на миллиард бы наговорил. Но я не зверь и понимаю, что наличными сложно вот так взять и выложить столь круглую сумму. Поэтому разницу мы согласны взять магазинами и разными предприятиями. Но денег должно быть не меньше трети — это условие не обсуждается. А теперь давайте посмотрим, что может предложить богатый Рудик бедному Ямиру…