— Вполне подходящий аргумент для разговора с ней. — Я поспешила к камере Оливии, ожидая, пока она перестанет вышагивать, и заметит меня.
— Что ты здесь делаешь? — удивилась Оливия. — Этот придурок-полицейский даже не дал мне позвонить.
— Наверное, потому что Синда не давала ему прохода, пытаясь убедить отказаться от обвинений.
— Он и должен отказаться от обвинений. — Оливия наставила на меня палец, подходя ближе к решетке. — Он напоролся на мой палец. Я его не тыкала. Это все его вина.
Я скрестила руки на груди, покачав головой.
— Что для тебя важнее? Быть правой? Или потерять лицензию частного детектива, находясь на испытательном сроке?
— А? — Она опустила палец.
— Да, ты не ослышалась. Бывшим заключенным не выдают лицензии частных детективов. Если тебе предъявят обвинения, у тебя появится судимость.
Оливия переменилась в лице.
— Все ведь не так плохо? Брейдон может вытащить меня отсюда.
— Ты напала на полицейского. Ты легко можешь оказаться в неоново-оранжевом комбинезоне в ближайшем будущем.
— Я не нападала на него. Он наткнулся на мою руку. Он сам на себя напал!
Мои подозрения подтвердились, когда я чуть было не получила тычок пальцем от разгневанной Оливии.
— Ты тыкала в него пальцем, при этом кричала и возмущалась?
— Может быть, — буркнула Оливия, уставившись в потолок. — Но я его не трогала. Я держала палец на расстоянии добрых двух дюймов. Он шагнул вперед и ткнул себя сам.
Если бы подруга не была заперта в камере, вся эта ситуация казалась бы даже забавной.
— Зачем ты вообще спорила с полицейским?
Оливия раздосадовано всплеснула руками.
— Я сидела в засаде. Наблюдала в бинокль за закрытым домом на соседней улице. А потом этот придурок-полицейский приказал мне уезжать. Он мне угрожал. Сказал, что если я не свалю, он меня арестует.
— Так почему ты просто не уехала?
— Я — частный детектив! — взвилась Оливия. — Это моя работа — наблюдать за людьми в бинокль! Я имела полное право быть там.
— Срочные новости: ты проиграла спор. Ты заперта в камере. Сейчас они сделают фотографию, которая останется в публичных записях до конца твоей жизни. Когда люди будут искать твое имя в интернете, они увидят именно это фото.
Оливия вскинула руки к волосам и поправила прическу, а затем провела пальцами под глазами, проверяя, не размазался ли макияж.
— Неужели я так плохо выгляжу?
Увидев первый намек на беспокойство на ее лице, я решила на этом сыграть.
— Неважно. Полицейских учат делать как можно более неудачные фотографии при задержании преступника. Они обманут тебя, сказав или сделав что-то, пока у тебя не появится странное выражение лица, и тогда бам. Фото готово.
— Нет… — Оливия побледнела и схватилась за прутья камеры. — Они ведь не могут этого сделать? Это вообще законно?
— Могут и будут, — заверила я, понизив голос до шепота. — Если только…
— Если только что? — прошептала в ответ Оливия, прижимаясь лицом к решетке.
— Если только ты не притворишься, что сожалеешь. Ты хорошая актриса. Я знаю, что ты справишься. Тебе не обязательно говорить всерьез, просто выгляди искренне. Возможно, тебе удастся изобразить смирение и страх перед полицейским, чтобы он на это купился.
Оливия вскинула голову, недовольно поморщившись.
— Смирение?
— Просто притворись. Как твои сыновья, когда делают что-то плохое и изображают, что им жаль. Мы обе знаем, что они никогда не раскаиваются.
Оливия кивнула, на ее лице появилась легкая ухмылка.
— Да, они знают, на чем сыграть. В половине случаев мне так жаль их, что я забываю о наказании.
— Именно. Подражай своим сыновьям. Пыхти, пусти слезу и извинись.
— Но я этого не делала, — захныкала Оливия. — Я его не толкала.
— Не имеет значения. Вопрос в том, что ты готова потерять, чтобы доказать свою правоту? А потерять ты можешь многое. Деньги, свободу, карьеру, репутацию…
— Но это несправедливо.
— К сожалению, моя подруга с серебряной ложкой, так устроен реальный мир. Ты можешь быть права, а можешь прогнуться. Но это твои единственные варианты.
Оливия сложила руки на груди и надула губы.
— Не уверена, что у меня получится. Я все еще злюсь.
— Ладно. Это твой выбор. Я сообщу Брейдону, где ты. Надеюсь, он сможет внести за тебя залог завтра, если в суде не будет большой очереди. Судья, скорее всего, велит тебе прекратить расследование до слушания, так что будь готова.
Я достала телефон, пролистала список контактов и проскочила мимо имени Брейдон, потому что знала, подруга готова сдаться.
— Хорошо, хорошо. Я буду унижаться. Если ты скажешь мне как.
— Просто вспомни Тейта и Тревора. Они отличные притворщики.
— Надуть губы?
— Да, именно так, но с меньшим акцентом на нижнюю губу. И не забывай говорить медленно, когда извиняешься, наклоняя голову, как будто тебе стыдно.
— Мне стыдно. Стыдно, что я извиняюсь за то, что не…
Я вытянула руку, останавливая ее тираду.
— Извинись. Притворись, что ты это серьезно. В противном случае мы отправимся на твою фотосессию. — Я отвлеклась на свой телефон и пробормотала низким голосом: — Только помни, что фото из участка — это навсегда.
Оливия шумно выдохнула и наклонила голову, передернув плечами, как заправский борец.
Через мгновение она посмотрела на меня. Ее глаза были мокрыми от непролитых слез. Нижняя губа немного выдавалась вперед.
— Хорошо, — похвалила я, кивая. — Что ты теперь скажешь?
— Простите, — Оливия, шмыгнула носом. — Не могу поверить, что я так поступила. Вы просто выполняли свою работу.
— Отлично, — улыбнулась я. — Запомни это выражение. И что бы ты ни делала, не спорь с ним. Будь покорной. Будь несчастной.
Оливия покладисто кивнула.
Я показала Синде большой палец, сообщая, что мы готовы.
Глава 3
Синда пригласила офицера, производившего арест к камерам временного содержания, а я скрестила пальцы за спиной. Оливия тяжело вздохнула и запричитала:
— Мне так жаль. Я не знаю, что на меня нашло. Наверное, это все гормоны. У меня такие нерегулярные месячные, а мой муж хочет завести еще одного ребенка... Представляете? Он хочет еще детей! Я так подавлена.
Мы с Синдой переглянулись в ужасе. Мы обе знали, что Оливия любит своих сыновей, но материнство не давалось ей легко. Даже в хороший день она справлялась весьма посредственно. В плохой день близнецам везло, если их не оставляли на парковке продуктового магазина.
Оливия продолжала бормотать что-то невразумительное о своих гормонах, по ее щекам текли слезы, а из носа текло.
Помощник шерифа скрестил руки на груди, принимая истеричные причитания Оливии за чистую монету. Когда Оливия поднесла руки к лицу и разрыдалась во весь голос, помощник шерифа схватил со стойки за спиной связку ключей и объявил Оливии:
— Вам повезло, что я снимаю с вас обвинения. Нападение на офицера полиции — серьезное преступление. — Он отпер камеру.
На лице Оливии мелькнула вспышка гнева. Без раздумий я бросилась к открытому дверному проему камеры, рывком притянула Оливию к себе и уткнула ее лицо в свое плечо. Крепко прижав подругу к себе, я раскачивала ее из стороны в сторону.
— Все будет хорошо, Оливия. Мы проверим уровень твоих гормонов. Скоро ты снова почувствуешь себя прежней.
Тело Оливии послушно расслабилось.
Помощник шерифа поспешил за дверь, позволив ей громко захлопнуться.
— Неплохо получилось, — похвалила я Оливию, выпуская из своих объятий. — Склони голову и держи рот на замке, пока мы не выберемся отсюда. Если он поймет, что ты притворялась, может передумать.