Хожалки выходят, отец Василий прикрывает дверь.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ходил я, матушка, в совет нечестивых. По повестке. В Городок вызывали.
ДУСЯ. Господи помилуй.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Егда бе юн, поясашеся сам и хождаше а може хотяше, егда же состарешеся, ин тя пояшет и веде а може не хочещи...
ДУСЯ. Ох, препояшут, препояшут... Время-то тесно, но есть еще маленько...
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Как жить будем, Дуся?
ДУСЯ (причитает). Ох, плохо, батюшка, плохо... Обижают хожалки Дусю, чаю не дают, не слушают... Маня Горелая опять приходила, каменьями в окно бросала. Очень обижала Дусю.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Оставь Маню в покое. У каждого свое поприще. Я за советом к тебе. Меня, Дуся, опять хлебом обложили.
ДУСЯ. Меж пальцев не много мяса-то.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Я им говорю: поп хлеба не сеет, не жнет, попа народ кормит. А мы, говорят, не дураки, мы тебя печеным обложили. У тебя, говорят, в селе триста дворов, тебе народ носит, вот ты нам семьдесят караваев и доставь. Три дня дали. Они меня уже и льном обкладывали, и медом. Такая контрибуция.
ДУСЯ. Господи Иисусе Христе, помилуй нас грешных.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Отказался я, Дуся. Нет, говорю, у меня хлеба. Приходите и ищите. Что обрящете, то ваше. А начальник их, Рогов Арсений, нашей Ирины Федоровны сынок старший, говорит мне: ты меня, батюшка, не учи, у кого чего нам искать, мы сами ученые. А ведь он, Дуся, крестничек мой. Ирина Федоровна, она теперь у меня в церкви вместо старосты, а тогда совсем молодая была, пела на клиросе, голос и по сю пору ангельский... она меня просила в восприемники к своему первенцу... Ох, взыщется с нас...
ДУСЯ. Пресвятая Богородица, моли Бога о нас.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Придут за мной, Дуся, не сегодня-завтра. Со всего уезда уже собрали иереев в Городковскую тюрьму. Пора и мне собираться, думаю.
ДУСЯ. Не будет тебе тюрьмы.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Я не об этом забочусь: будет так будет. Церковное имущество всюду конфискуют. В Степанищево храм подчистую обобрали, и сосуды священные. В Тальниках тоже. Имущество – что... А у нас чудотворная. Или спрятать где? А то ведь унесут, осквернят, как храм иудейский.
ДУСЯ. Вперед не забегай, отче. Тут тебе семьдесят хлебов отсчитаны, в зальце под платками лежат. Ты брось собаке кость, ну как отвяжется.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Семьдесят хлебов, говоришь?
ДУСЯ. Семьдесят, батюшка. Настя счет вела.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Как же ты прознала?
ДУСЯ. Не знаю, может, шепнул кто...
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Да откуда же у тебя столько хлеба-то, Дуся?
ДУСЯ. Народ несет. Собралось. У него, у Кормильца, всего много. А вот где лошадку взять, того не знаю. Ужели Он нам на бедность лошадку не приберег? Надо бы хлеба поскорее им отправить, пока не прискочил враг...
Священник встает, крестится на образа.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Слава Тебе, Господи, Слава Тебе.
ДУСЯ (поет довольно-таки дурным голосом). Благослови, Душе моя, Господа, и вся внутренняя моя, Имя Святое Твое... Не пришел еще час, не пришел.
МАРЬЯ (всовывает голову в окно – видно, под окном подслушивала, – кричит). Петр Фомич с лошадка едет, мед торговать в Городок везет!
ДУСЯ. Ишь, орать взяла моду. Марья, сбегай, Тимошу призови, поможет хлеба оттащить.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Бог с тобой, Дуся. Надо у Петра Фомича узнать, возьмется ли еще везти?
ДУСЯ. А вы, отче, идите на дорогу-то, а то мимо проедет.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Не чудо ли? И хлеба эти... И лошадка. .. Кто знал, что так сладится... Однако, Дуся, что с образом... Не забрать ли? Может, к тебе перенесем? Уж к тебе-то не придут искать.
ДУСЯ. Почем знать... (Возится с куклами.) Ох, бедные мои доченьки, бедные сиротки, кто вас оденет-обует, кто вас напоит-накормит... без маменьки, без папеньки... (Вынимает из постели сухарь, дает священнику.) Вот, дорогой мимо церкви поедете, сухарик отдай матушке Евгении, скажи, Дуся прислала со своей честной постели... Бедные мои деточки, бедные мои деточки... А иконка... Владычица наша сама о себе позаботится...
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Прости меня, Дуся.
ДУСЯ. Прости меня, батюшка.
Входят Тимоша, Марья, Антонина с полными ведрами.
ТИМОША. А Петр Фомич велел no-быстрому говорит, туча идет.
ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Ну, с Богом, с Богом.
Выносят хлеба из избы.
ДУСЯ. Воду принесла! Радость-то какая! Мы с водой теперь!
АНТОНИНА. Самовар уже стоит. Скоро готов будет.
ДУСЯ. Господи, когда же приберешь Ты нас? (Сгребает в кучку своих кукол.) Чего уставились? Собирайте трапезу.
НАСТЯ. Благослови, матушка.
Дуся благословляет Настю. Та начинает накрывать на стол – совершенно ритуальное действо. Настя подносит Дусе скатерть, та крестит ее в четыре угла, потом ложки, чашки – каждый предмет.
ДУСЯ. Антонина! Помолимся.
Хожалки зажигают свечи перед иконами. Поют начинательную молитву от «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради...» до «Отче наш». Одновременно идет ритуал умывания. Прежде чем Дусю начинают умывать, она крестит полотенце и все сосуды. В кувшин с обычной водой вливают немного святой воды из бутыли. После умывания открывают шкатулку вынимают кусок большой просфоры. Дуся кладет этот кусок на блюдце, наливает святой воды из бутыли, чтобы размочить.
ДУСЯ. Христос посреди нас!
Раздается троекратный стук в дверь. Все замирают.
ДУСЯ. Пусть войдет. Отворите.
Антонина отворяет. Входит Тимоша. Он кланяется, крестится на иконы.
ДУСЯ. Отправил батюшку? (Тимоша кивает, Дуся поет.) Достойно...
ТИМОША (подхватывает). Достойно есть...
Дуся берет кусок просфоры, ест, берут по кусочку и хожалки.
ДУСЯ (Тимоше). Ешь и ты. (Тимоша берет с блюдца кусок просфоры.Дуся начинает плакать.) Из моего, из моего блюда... Обмакнул! Обмакнул со мной в блюдо! (Антонина подбирает с блюдца крошки, вытирает его и убирает.) Самовар!
Антонина вносит самовар, ставит на стол. Все сопровождается поклонами, крестными знамениями. Наливают чашку, подносят Дусе.
ДУСЯ. Горяч... А чего это на столе ни сахара, ни варенья. .. Даже меду нету. А то люди говорят, я своих хожалок голодом морю, сахару не даю. (Настя достает из буфета варенье и сахар, щипцы для сахара, ставит на стол и протягивает руку за сахаром.) Куда? (Настя отдергивает руку.) Мне положи. Поболе. И еще. И ты, Тимоша, возьми кусок сахару. Говори, что пришел?
ТИМОША. Маманя прислали. Повестка призывная пришла из Городка. В Красную Армию мне служить. А я в лес хочу уйти.
ДУСЯ. Ой? А в лесу что делать станешь?
ТИМОША. Жить. Живут же по лесам.
ДУСЯ. Кто живет? Святые старцы живут. Не живут, спасаются. Ишь, чего захотел. В лес? Лес лесом, а бес бесом! В лесу – страшно, темно... (Марья тянет руку за сахаром.) Куда? Воровская твоя повадка! Чуть на глаза попалось, сразу тянет и тянет.
МАРЬЯ. Грешна, матушка.
Дуся снова поворачивается к Тимоше, Марья тихонько берет кусок сахара.
ТИМОША. Так у комиссаров-то еще страшней.
ДУСЯ. От меня чего надо?
ТИМОША. Маманя говорит, если Дуся благословит, иди.
ДУСЯ. Куда это?
ТИМОША. В леса.
ДУСЯ. О! В леса! Да кто я такая – архиерей, что ли? Благословлять вас... Я больная, я простая, я неученая... Настя, почто мне чай холодный налили? Дай горячего. Ишь, бестолковые какие... Ты в храм Божий ходишь?