— Так ведь ты же сгниешь здесь со своим миллионом, идиот старый.
— Не твое дело, — заступилась за Ахаза Плова. — Не твой миллион.
— Будто твой? — окрысилась на нее Урия.
— Не мой — его. — Плова положила руку на плечо старика.
— У меня вот и весь капитал. — вывернул свои карманы Щекот.
— Черт с ними, с деньгами. Вот моя доля, — вытащил Калий чек, подписанный тетушкой Урией.
— Маловато, — покачал головой Сколт.
— Пусть тетушка внесет свою долю. С тебя четыре с половиной.
— С ума спятил, — отшатнулась та от Калия.
Однако упрямилась недолго. Поразмыслив, согласилась внести свой пай.
— Итого четырнадцать с половиной. Недостает пятнадцати с половиной. — подытожил Сколт. — Сколько у нас сбережений? — обернулся он к Дьеле.
До поездки было шесть. Осталось пять…
— Маловато.
— По контракту мне обязаны заплатить за выступление. Оно сорвалось не по моей вине, — вспомнила Дьела. — Еще тысяча.
— Одним словом так. — решил Сколт. — Передайте наверх: я согласен выступить по радио, если заплатят девять тысяч. Думаю, что они согласятся.
Начали переговоры с вертолетчиком всерьез.
— На борт могу взять только двоих, — ошарашил их пилот. — Вертолет двухместный. На большом никто не рискнет зависнуть.
Несколько минут длилось молчание.
— Что вы замолчали? Согласны? — добивался ответа вертолетчик.
Сколт взял микрофон из рук Брила.
— Мое имя Силс Сколт. Сейчас у меня нет таких денег, но я обязуюсь выплатить сто двадцать тысяч за все четыре рейса в течение трех лет, — сказал он.
— Я слышал ваше имя и верю вам, — ответил летчик. — Но пойти на сделку не могу. Половину суммы я должен выплатить компании. А они не станут ждать три года.
Беспокойный день кончился. За стенами собора стихло. Лишь иногда слабо проносился отдаленный гул пролетающих в вышине самолетов. Опять над старым городом взошла луна, блекло озарив оконные витражи, с неразличимыми в ее свете изображениями евангельских сцен.
Ивоун знал, что ему предстоит бессонная ночь. Он переволновался вместе со всеми. Пока эти люди находятся здесь, ему не видать покоя. Их тревоги и заботы не позволят ему выбрать время, чтобы начат: осмотр храма. Последний осмотр! Для себя. Ведь скоро наступят потемки, и ему останутся одни воспоминания.
Пора было привыкать к темноте, учиться отыскивать дорогу на ощупь. Через полгода собор будет погребен под автомобилями. Ивоун пустился в свой первый ночной поход. Полной темноты, какая наступит потом, еще не было. Хотя и призрачный свет луны давал представление о расположении колонн, позволял различить контур храмовых сводов, указывал проходы между скамьями…
Ивоун и на этот раз не уловил момента, когда зазвучал орган. Уже поднимаясь по ступеням на северную галерею, он вдруг испытал болезненное и одновременно радостное чувство. Лишь немного спустя разгадал причину своего состояния — Дьела исполняла «Короткую мессу». Он прислонился к колонне и стоял не шевелясь. Собор наполняли звуки, в представлении Ивоуна музыка неожиданно слилась с лунным светом, приникающим через оконные переплеты.
Посторонние звуки, похожие на шепот, отвлекли его. Ивоун напряг слух.
— Не беспокойся ни о чем. Пусть только посмеет, — донеслись негромкие слова. Он узнал голос Пловы.
— Он отчаянный, на все способен, — прошептал Ахаз.
— Никакой он не отчаянный. Трус, — заверила Плова.
Они прятались за колоннадой северной галереи. Место, п впрямь, было укромное: не всякий догадается, что позади мраморных изваяний есть свободное пространство.
— А здоровье вернется. Мы еще так заживем, — убеждала Плова.
— Да, да, — согласился Ахаз. — Я точно заново родился.
— Ни о чем не думай, я все сделаю сама. Пораньше разбужу Брила, свяжемся с вертолетчиком. Никто и знать не будет. Брил не выдаст. — Горячий шепот Пловы обвораживал несчастного старика. Не так уж трудно было соблазнить его.
Дьела кончила играть. Ее шаги прозвучали на другой стороне галереи. Ивоун выждал немного и тихонько проскользнул мимо колоннады. Ему не хотелось, чтобы его услышали Плова с Ахазом.
Должно быть, небо заволокло облаками — лунный свет померк, недавно еще озаренные витражи поблекли. Тьма в храме сделалась почти осязаемо густой. Интересно, как будет выглядеть внутренность собора, когда свет извне вовсе перестанет попадать в окна?
Ждать этого недолго.
Мраморные полуколонны — скульптуры апостолов выстроились вдоль северного нефа. Беля не знать, что они изображают, сейчас невозможно и догадаться, что это скульптуры. Но Ивоун знал, и потому видел даже в темноте: печально наклоненную голову ближнего святого, его руки, скрещенные на груди. — впечатляющий жест скорби. Если эта способность видеть в темноте сохранится, Ивоун будет счастлив. Жить и окружении молчаливых изваяний ему представлялось счастьем. Во всяком случае, такая жизнь устраивала его гораздо больше, чем сытое прозябание наверху среди автомобильного рая и деловой сутолоки.