• • • • • • • • • • • • • • •
У почтенного серпа Сократа, одного из первых серпов, есть стихотворение. Он написал их множество, но это стало моим любимым:
Стихотворение напоминает мне, что, несмотря на наши возвышенные идеалы и многочисленные защитные механизмы, предохраняющие Орден серпов от коррупции и нравственного разложения, мы всегда должны быть начеку. Власть подвержена единственной до сих пор не побежденной инфекции, именуемой «человеческая натура». Мне страшно за всех нас — а что если серпы полюбят дело, которым занимаются?
— Из дневника почтенного серпа Кюри
9
Эсме
Эсме ела слишком много пиццы. Мама твердила ей, что когда-нибудь пицца ее погубит. Эсме и в голову не приходило, что пророчество может сбыться в буквальном смысле.
Атака серпов началась меньше чем через минуту после того, как Эсме получила свой ломтик пиццы — пышущей жаром, прямо из печки. Дело было после школы, тяжелые испытания учебного дня оставили четвероклассницу Эсме абсолютно без сил. Обед у нее был тот еще. Салат из тунца, который мама дала ей с собой, к середине дня потерял свежесть и слегка подкис. Не больно-то аппетитно. Собственно говоря, любую еду, которую ей давали с собой в школу, нельзя было назвать вкусняшкой. Мама пыталась заставить дочку есть здоровую пищу, поскольку у Эсме образовалась проблемка с лишним весом. И хотя можно было запрограммировать ее наниты на ускоренный метаболизм, мама и слышать об этом не хотела, утверждая, что так они избавляются от симптомов, а не от проблемы.
— Нельзя решить все на свете, попросту перепрограммировав наниты, — говорила мама дочери. — Ты должна научиться контролировать себя!
Ладно, контролировать себя Эсме начнет завтра. А сегодня она хочет пиццы.
Ее любимая пиццерия Луиджи располагалась в торговом центре «Галерея Фулькрум-сити», лежащем по дороге из школы домой. Ну почти что по дороге. Эсме и так, и эдак примерялась к пицце, соображая, как бы это куснуть и не обжечь нёбо горячим сыром, когда в кафе ворвались серпы. Девочка стояла к ним спиной, поэтому увидела не сразу. Зато она их услышала — или, по крайней мере, одного из них.
— Добрый вечер, добрые люди, — прозвучал голос. — Сейчас ваша жизнь изменится самым фундаментальным образом.
Эсме повернулась. Их было четверо, одетых в яркие, сверкающие мантии. Таких людей девочка раньше не видела. Ей никогда еще не доводилось встречаться с серпами. Она смотрела на них как зачарованная, пока трое из новоприбывших не взмахнули оружием, сверкавшим еще ярче, чем их расшитые драгоценными камнями мантии. В руках четвертого оказался огнемет.
— Это кафе предназначено на прополку, — объявил вожак. И серпы, не теряя времени, принялись за свою ужасную работу.
Эсме соображала быстро. Позабыв про пиццу, девочка нырнула под стол и поползла на четвереньках. Но она оказалась не одна такая умная — все посетители сделали в точности то же самое. Серпов это не обескуражило. Эсме видела их ноги, двигающиеся между ползающими людьми. То, что предназначенные для прополки стоят на четвереньках, ни на секунду не замедлило темп работы серпов.
Вот теперь Эсме запаниковала. Она слыхала истории о серпах, проводящих массовую прополку, но до сих пор считала это пустыми россказнями.
Завидев впереди серпа в желтой мантии, девочка поползла в обратном направлении, но там уже маячила серп в зеленом. Эсме пролезла под столами и скользнула между двумя пальмами в кадках, которые серп в оранжевом обдал струей из огнемета. Оказавшись по ту сторону огромных кадок, девочка вдруг обнаружила, что осталась без прикрытия.
Перед ней был прилавок, через который перевешивалось тело продавца, только что вручившего ей кусок пиццы. Он был мертв. Между мусорным баком и стеной оставалось небольшое пространство. Эсме не отличалась изящным телосложением, поэтому она изо всех сил вообразила себя худышкой и втиснулась в закуток. Места тут было с гулькин нос, но если она его покинет, то окажется прямо на линии огня. Она уже видела, как двое человек, пытаясь спастись, метнулись через проход и были настигнуты стальными арбалетными стрелами. Девочка не осмеливалась выбраться из закутка. Закрыла лицо ладонями и так и сидела, всхлипывая и прислушиваясь к ужасным звукам снаружи. И даже когда настала тишина, она все равно отказывалась открыть глаза, пока над ней не раздался голос: