– На прощанье взгляните еще вот сюда! Это твой последний, не правда ли?
В ларе стояли банки, наполненные спиртом, в которых плавали куски трупа.
– Педро! Педро!.. И его вы убили!
– Да! И его!..
Со страшным стоном Мария рухнула на каменный пол.
На следующий день из ворот дома проследовала погребальная процессия. Могильщики, опускавшие гроб в склеп Санта-Мариа-ла-Майор, обратили внимание, что он был тяжел и гулок и что, когда его опускали, раздался стук, непохожий на стук тела.
А на следующую ночь сквозь просветы дверей можно было видеть, как Андреас Везалий в своей лаборатории расчленял на станке труп красивой женщины, чьи белокурые волосы ниспадали до самой земли.
VII
Affabulatio[154]
При пышном мадридском дворе, наполненном всеми сокровищами Нового Света и могуществом своим превосходившем всю Европу, Андреас Везалий был прославлен, богат и чтим. Лавируя между инквизицией и Филиппом II, насколько то было возможно, он способствовал развитию анатомии, пока тяжкое обвинение не повергло его в ужасные бедствия.
Когда он публично производил вскрытие трупа одного дворянина, присутствовавшим показалось, что сердце вдруг забилось под скальпелем. Злопамятная инквизиция, обвинив ученого в человекоубийстве, потребовала его казни, и Филиппу II лишь с большим трудом удалось отстоять его жизнь и добиться замены казни паломничеством в святую землю. Везалий отправился в Палестину[155] вместе с Малатестой, главою венецианских войск.
Избежав многих опасностей в этом многотрудном странствии, он на обратном пути был выброшен бурей на берега Занта, где и умер от голода 15 октября 1564 года.
Венецианская республика приглашала его в Падую, в университет, безвременно осиротевший в тот год после смерти его ученика Габриеля Фалоппия.[156]
Если верить Бургаву[157] и Альбину,[158] Андреас Везалий стал жертвой своих вечных насмешек над невежеством, облачением и нравами испанских монахов и инквизиции, которая с жадностью ухватилась за возможность избавиться от столь неугодного ей ученого.
Большая анатомия Андреаса Везалия «De corporis humani fabrica»[159] вышла в свет в Базеле в 1562 году, украшенная рисунками, приписываемыми его другу Тициану.[160]
Three Fingered Jack,[161] оби
Ямайка
… Изведав трепет,
Вам, смертным, всем, как псам, влачить придется цепи
И на дороге выть…
Иаков лишь обрел свободу вновь – в пустыне.
When fortune means to men most good,
She looks upon them with a threatening eye.[163]
Честолюбца – ревнивице, корсара – еще более отчаянному корсару.
I
Next night, at the three palm-trees[164]
– Авигея, Авигея, ну расскажи, расскажи нам, пожалуйста, сказку!.. – кричали ребятишки; кожа у одних была как черное дерево, у других как слоновая кость, а у иных – цвета меди или самшита; они посасывали длинные стебли сахарного тростника, резвясь на зернистом песке у ног молодой негритянки, простодушно прекрасной, одетой в грубую холстину. Авигея, – это имя дал ей господин ее, пуританин, – сидя на земле у дверей богатого дома, держала вцепившегося ей в пальчик белого ару и поглаживала его; то она напевала ему вот эту креольскую песенку Французских Антильских островов, смысла которой она, безусловно, не понимала:
то, невозмутимая, грустно склонив голову на плечо, она, казалось, была погружена в рисовавшиеся ей картины будущего счастья, в мечты, которым любят предаваться все молодые женщины.
– Авигея, так расскажи нам сказку, – не отставала детвора, – мы будем умными, мы не станем больше обижать маленького Джона Блэкхита.
Девушка очнулась от сладостных мечтаний.
– Чего вы от меня хотите, детки?
– Сказку, Авигея!
– Сказку? Не знаю я никаких сказок, милые мои.
– Да, да, да, сказку про пикарунов,[166] что тебя увозили, помнишь?… И еще про оби…
Тогда Авигея, продолжая водить пальцами по перьям своего ары, заговорила нараспев, и вся детвора уставилась на нее черными глазищами, раскрыв свои большие рты с рядами ослепительно белых зубов.
155
156
157
158
160
Первое издание книги «О строении человеческого тела», вышедшее в Базеле в 1543 году, было украшено рисунками не самого Тициана, а художников его школы.
163
165