— Да. Сначала показалось, что вы просто очень сдержанный человек. Но сегодня…
Эней потер заклеенное пластырем запястье. Да. Придется становиться настоящим индейцем и учиться терпеть боль, совсем не меняясь в лице.
— Старая травма, — ответил он опять в духе исландской правдивости. — Получил по голове. Лицо отчасти парализовано.
— И вы не лечились?
— Лечить — долго, муторно и дорого. Вы же знаете. А это не болит. И в покер играть удобно.
Она вдохнула, выдохнула…
— Последний вопрос на сегодня. Дмитрий сказал правду?
Решилась наконец-то.
— Нет. Я умею сбрасывать эмоции и никогда бы не позволил себе ловить ворон на работе. Особенно в присутствии такого количества высоких господ.
— Но вы покраснели, когда он это сказал.
— Это было сказано для вас и для Юлиуша. Он ударил и попал. Я разозлился как черт.
— «Не от страха, но от лютой ненависти», — Ванда фыркнула, они засмеялись оба. Потом она сказала: — А сейчас вы от чего покраснели?
Без макияжа ее лицо казалось полупрозрачным. Очень нежным. Дотронешься пальцем — и будет синяк. Бровей и ресниц почти не видно, такие они светлые. Глаза — зеленые, с карими точками. Корбут — осел. Променять такую женщину на какое-то вшивое бессмертие?
Эней не стал отвечать.
— Значит, вы умеете сбрасывать эмоции, — Ванда поднялась. — И не смешиваете работу и личное. Я могу сделать вывод, что личное у вас есть? И вам было что сбрасывать?
Попался. Идиот. Как кур во щи.
— Я связан контрактом, пани Войтович.
— Контракт действителен до двадцать шестого. А потом?
Суп с котом. С куром.
— Я говорю не о том контракте, который подписал с господином Эйдельманом.
— Вы не женаты.
— У нас нет будущего.
— Его нет ни у кого, — Ванда пожала плечами и взялась за ручку двери. — Но у всех есть настоящее. По большому счету, только оно и есть…
Дверь закрылась, Эней остался со своим настоящим наедине.
На завтра у него было запланировано будущее. И в этом будущем он собирался так накрутить хвост господину Корбуту, чтобы господин Корбут на эти два дня и думать про Ванду Войтович забыл, а думал бы только — как уесть господина Новицкого.
И будущее показало, что придумал он хорошо.
— I can shoot a partridge
With a single cartridge.
— I can get a sparrow
With a bow and arrow.
— I can live on bread and cheese.
— And only on that?
— Yes.
— So can a rat!
Не исчерпывалась диета господина Корбута хлебом и сыром. К сожалению. Лучше бы он и в самом деле родился крысой — точно был бы сейчас существом поприличнее.
После стрельбы в Корбута Энею почему-то снилось, что его закатали в ковер и били ногами. Разбудил его комм. Эней увидел, что это Эйдельман и решил ответить с терминала.
— Господин Новицкий, — сказал импресарио, символически прикоснувшись двумя пальцами к отсутствующей шляпе. Он звонил из машины. — С глубоким прискорбием вынужден вам сообщить, что контракт с вами расторгнут. Не с агентством «Лунный свет», а персонально с вами. Конечно, я выплачу положенную компенсацию…
Эней слегка опешил. Если бы дело было в Корбуте — Эйдельман бы не предлагал, а требовал компенсацию сам.
— Что случилось? — спросил он.
— Насколько я понимаю, вы были ранены при исполнении обязанностей. Пани Войтович решила, что вы нуждаетесь в отдыхе, и…
— Нет-нет, она ошиблась. Я не ранен, я вообще не пострадал и…
— Ошиблась она или нет, желание исполнителя для меня почти закон. Если не является глупой или опасной прихотью, конечно, а я нахожу желание госпожи Войтович вполне разумным. Особенно теперь. Вы себя в зеркале видели?
Эней провел рукой по подбородку.
— Ну, я еще не брился…
— Вы бледны как опарыш. Что вы попали под Волну и нуждаетесь в отдыхе — видно невооруженным человечьим глазом. Да, кстати — господин Корбут отказался от претензий, расследование закрыто.
— Разве он уже встал?
— Ради такого случая — подняли ненадолго.
Эней усмехнулся. Он знал, как себя чувствует не в урочный час поднятый вампир. Только очень старый и хорошо себя контролирующий варк не подпишет в этом мутном состоянии все, что угодно, лишь бы его оставили в покое до выздоровления.
— И еще одно. Пани Войтович не настаивает на том, чтобы вы пришли — но очень была бы рада видеть вас на концерте. Как гостя. Я внес вас в списки, так что… подумайте.
— Спасибо, — кажется, этого Эйдельман не услышал, потому что отключился первым.
Эней положил на терминал руки и опустил на них голову. Ванда его переиграла. Она предложила цену, от которой он не смог отказаться: ничего.