— Я не верю в колдовство, — пророкотал он наконец. — Но я верю своим глазам и ушам. Я знаю Федора двадцать лет. Он не из тех, кто преувеличивает. И я видел его людей, когда они входили в ворота.
Он сделал паузу, повернувшись к Степану.
— Если этот повар, — он кивнул в мою сторону, — своей едой может сделать так, чтобы отряд возвращался из Гнилых топей без потерь и был готов к бою, то мне плевать, как это называется. Эти навыки тоже оружие. Оружие, которого нет ни у кого другого.
Он снова посмотрел на меня, и в его суровых глазах я впервые увидел не просто любопытство, а профессиональное уважение. Уважение воина к создателю нового, смертоносного клинка.
— Хорошая работа, Федор. Отряд заслужил отдых и двойную порцию мяса на ужин, — сказал Степан Игнатьевич, его голос был полон удовлетворения. — Можешь идти.
Командир отдал честь обоим — и управляющему, и воеводе — и вышел, бросив на меня еще один быстрый взгляд.
— Я тоже пойду. Мне нужно еще обсудить кое-что с воинами, — пророкотал Ратибор и вышел следом за Федором.
Не успела за ним закрыться дверь, как в нее снова постучали.
— Войдите! — раздраженно бросил управляющий.
На пороге появился начальник стражи — высокий, угрюмый мужчина, отвечавший за порядок внутри крепости.
— Прошу прощения за беспокойство, господин управляющий, — сказал он, — но случилось происшествие. Купец Михей в спешке покинул крепость.
Степан Игнатьевич поднял бровь. Ярослав, до этого расслабленно сидевший в кресле, тут же подобрался.
— Покинул? — переспросил управляющий. — Что значит «в спешке»?
— Он бросил почти весь свой товар и даже двоих своих людей, — доложил начальник стражи. — Причина, как я полагаю, — скандал в кабаке, где он остановился.
— Подробнее.
— Ночью, по словам кабатчика, Михей был в прекрасном настроении. Он сидел за столом с двумя своими людьми и одним из наших стражников, который был не на службе. Пили вино, травили байки. А потом, — начальник стражи понизил голос, — все трое, кто пил, один за другим потеряли сознание. Их не могли разбудить ни криками, ни водой. Кабатчик перепугался, думал, что купец их отравил. Пока один из них не начал храпеть на весь кабак. Они недавно проснулись с жуткой головной болью и полным провалом в памяти о вчерашнем вечере. Все трое говорят, что чувствовали себя нормально, да и выпили не так много. Говорят, что купец им что-то подмешал. Кабатчик сообщил нам и мы тут же отправились за Михеем, но его и след простыл. Мы обыскали его комнату. В общем, купец собрал самое ценное и сбежал до рассвета. Вылез из комнаты через окно.
Начальник стражи закончил свой доклад. Я увидел, как плечи Ярослава трясутся от беззвучного смеха. Он отвернулся к окну, чтобы скрыть свое лицо.
Степан Игнатьевич же не смеялся: — Как он покинул крепость? — рыкнул он. — Ворота на ночь заперты!
— Выясняем, — начальник стражи нахмурился еще сильнее. — Мы думаем, что ему кто-то помог.
— Замечательно, просто замечательно, — прошипел Степан Игнатьевич.
Он медленно, очень медленно, повернул голову и посмотрел на меня. получилось так, что я, не выходя из своей кухни, не пролив ни капли крови, одним хитроумным, почти шутовским ходом, не только защитил свои секреты, но и заставил вражеского шпиона в панике бежать, выставив его полным идиотом.
В его глазах я прочитал не просто одобрение.
Степан Игнатьевич жестом отпустил начальника стражи. Когда за тем закрылась дверь, и мы остались втроем — я, он и Ярослав, — управляющий медленно повернулся ко мне. Его вечная маска холодного прагматика треснула, и на лице появилась искренняя улыбка.
— Ты доказал свою ценность дважды, Алексей, — сказал он, и в его голосе я впервые услышал довольные нотки. — Сначала — укрепив наших людей, превратив самый слабый отряд в крепких воинов, а затем — обезвредив врага своим умом. Крепость в долгу перед тобой.
Он подошел к своему столу, выдвинул ящик и достал оттуда туго свернутый свиток пергамента, перевязанный лентой. Он развернул его, взял со стола тяжелую сургучную печать и, расплавив воск над свечой, с силой прижал ее к документу.
— Князь Святозар дал свое согласие, но оставил конечное решение за мной и, как видишь, я его принял, — сказал он, протягивая свиток мне. — Твой план по реформе питания дружины утвержден.
Я с замиранием сердца взял в руки этот документ. Было приятно осознавать, что хитрый лис, хоть и проверял меня, но все же немного доверял и заранее подготовил свиток.
— С этого дня, — продолжил Степан Игнатьевич, и его слова звучали как официальный указ, — ты получаешь полный контроль над общей кухней. Прохор будет… переведен на другую работу. Очень далеко отсюда.