— Записывай, — мой голос был холоден. — Неучтенные специи.
Час спустя инвентаризация была закончена. Дощечка Матвея была испещрена записями о недостачах, о спрятанных продуктах, о подмене качественного зерна на гнилое. Доказательная база была собрана.
Я вышел из кладовой, держа в руках дощечку. Прохор, который все это время ждал снаружи, дернулся было ко мне, но, наткнувшись на взгляд Борислава, замер на месте. Кухня погрузилась в звенящую, напряженную тишину. Все ждали, что будет дальше.
Я не стал обращаться к Прохору и не стал обращаться к испуганным поварятам. Я повернулся к единственному человеку, который представлял здесь настоящую власть.
— Борислав, передай господину управляющему и княжичу Ярославу, что первая часть инспекции завершена, но есть еще один, более важный вопрос, который требует их личного присутствия и решения.
Борислав молча кивнул и, развернувшись, вышел. Прохор проводил его взглядом, и я увидел, как по его багровому лицу пробегает первая тень настоящего, животного страха. Если до этого он не мог поверить в происходящее, то теперь убедился окончательно.
Мы ждали. Минуты тянулись, как часы. Поварята забились по углам, боясь пошевелиться. Прохор тяжело дышал, его взгляд метался от меня к двери и обратно. Его загнали в угол, и загнанный зверь всегда опасен. Внезапно он перестал метаться. Он медленно повернулся ко мне. В его маленьких глазках больше не было гнева. Только отчаяние и жалкая, заискивающая мольба.
— Веверь… — прохрипел он, делая шаг ко мне. — Что ж ты делаешь, а? Ты же меня под топор подводишь… Сгноят ведь в яме…
Он попытался изобразить жалость, апеллировать к какому-то общему прошлому, которого у нас никогда не было.
— Послушай, мальчик… я погорячился. Был неправ. Давай… давай договоримся? Я отдам тебе все, что спрятал. Все серебро. Хочешь, я тебе девку лучшую из деревни куплю? Только скажи управляющему, что ошибся. Что все на месте. А? Мы же свои люди, кухонные…
Я смотрел на него. На эту огромную, дрожащую тушу, которая еще вчера избивала детей и упивалась своей властью и я не чувствовал ни капли жалости. Только брезгливое презрение.
— Поздно, Прохор, — сказал я жестко. — Я ничего не забыл.
На его лице отразилась такая смесь эмоций, что не передать словами. Он понял, что пощады не будет и в этот момент его животный инстинкт самосохранения взял верх над всем остальным. Одним резким, на удивление быстрым для его туши движением, он развернулся и бросился не к главному выходу, а к двери, которая вела на задний двор.
Он сдернул засов, отворил дверь, выскочил на улицу.
Но из тени у самой двери шагнула фигура. Один из стражников личной гвардии управляющего, которого я даже не заметил. Он просто выставил вперед древко копья. Прохор, не успев затормозить, на полной скорости налетел на него грудью. Раздался глухой удар и хрип. Прохор отлетел назад и рухнул на пол, хватая ртом воздух.
Стражник молча вернул копье в исходное положение и встал у двери, преграждая путь. Я обменялся с ним взглядом. Он едва заметно кивнул. Борислав предвидел этот ход и, подстраховался.
В этот момент дверь в кухню снова открылась. На пороге стояли Степан Игнатьевич и Ярослав.
Их появление окончательно изменило атмосферу. Управляющий вошел своей обычной, спокойной походкой, его холодные глаза быстро оценили обстановку. Ярослав шел следом, и на его лице читалась с трудом сдерживаемая ярость. Их появление окончательно парализовало Прохора страхом. Он сжался, его огромная туша, казалось, стала меньше.
Я молча протянул дощечку управляющему. Он пробежал по ней глазами, и уголки его губ едва заметно скривились в брезгливой усмешке.
Затем я собрал всех поварят в центре кухни. Они стояли, сбившись в испуганную, дрожащую кучку, опустив головы и боясь поднять глаза на своего тирана. Я не стал говорить. Просто создал сцену.
Слово взял Степан Игнатьевич. Он обвел мальчишек своим тяжелым взглядом.
— Помимо воровства, — его голос был ровным, но от этого еще более страшным, — были ли на этой кухне другие… нарушения порядка со стороны главного повара?
Поварята молчали, вжимая головы в плечи. Страх, вбиваемый годами, был сильнее надежды. Я сделал ободряющий кивок Матвею.
И Матвей, мой верный маленький шпион, моя первая инвестиция в этом мире, сделал шаг вперед. Он посмотрел не на меня и не на Прохора. Он посмотрел прямо в глаза Ярославу.