Я снова посмотрел на них, на их чистые руки, а потом на их грязную, засаленную одежду, на въевшуюся в кожу копоть.
— Какой толк в чистой кухне, если повара грязные? Правильно? — я обвел взглядом начавших переглядываться мальчишек. — Федот.
— Да, советник? — отозвался повар.
— Собери всех. Возьмете с собой чистое белье со склада и веди их в баню. Я хочу, чтобы к вечернему ужину вы все были отмыты до скрипа. Старую одежду — сжечь.
На кухне воцарилась ошеломленная тишина. Баня? Для них? Поварятам, которых считали немногим лучше скота, разрешалось мыться в общей бане пару, тройку раз в месяц, в лучшем случае. Я до сих пор не понимал как при таком отношении к гигиене вся крепость до сих пор не вымерла от диареи. Не иначе Демьян худо-бедно справлялся.
— Но, советник… — начал было Федот. — Нас… нас не пустят…
— Пустят, — отрезал я. Затем подошел к Бориславу, который все это время молча стоял у двери. — Проводи их, пожалуйста. Скажи банщику, что Степан Игнатьевич разрешил и чтобы мыла, и веников не жалел. Повар на кухне должен быть чистым. От чистоты рук напрямую зависит боеспособность гарнизона. И одежду им нужно новую.
На лице Борислава впервые за все время промелькнуло нечто похожее на одобрение. Он коротко кивнул.
— Будет сделано.
— Спасибо, — благодарно кивнул ему. — Ну а я пошел к Степану Игнатьевичу. То, в каких условиях они живут, просто никуда не годится.
Не теряя ни минуты, я направился в канцелярию. Управляющий принял меня сразу, оторвавшись от изучения какой-то карты.
— Ты снова у меня, Алексей, — сказал он, и в его голосе не было раздражения, лишь деловое любопытство. — Что на этот раз?
— Я прошу выделить для поваров общей кухни новое жилое помещение, господин управляющий.
Степан Игнатьевич поднял бровь.
— Их казарма тебя не устраивает?
— Абсолютно, — твердо ответил я. — Повар, который кормит всю крепость, должен быть отдохнувшим и, что еще важнее, здоровым. Матрасы, набитые гнилой соломой, сырость и скученность — это рассадник болезней. Один больной повар может отравить половину гарнизона быстрее любого вражеского лазутчика. Чтобы обеспечить боеспособность дружины, мы должны в первую очередь обеспечить здоровье тех, кто ее кормит.
Управляющий несколько секунд молча смотрел на меня, а затем уголки его губ едва заметно дрогнули в усмешке. Он оценил мой прагматичный, а не сентиментальный подход.
— Твоя логика безупречна, советник. Хорошо. Я распоряжусь, чтобы для них освободили и привели в порядок малую казарму у южной стены. Там деревянные нары и настоящие тюфяки. Этого будет достаточно.
— Более чем. Благодарю вас, господин.
— Сегодня пусть отдыхают, — добавил управляющий. — Я прикажу, чтобы господская кухня приготовила ужин для дружины. Твои люди приступят к своим новым обязанностям завтра с утра, отдохнувшие и полные сил.
Когда я вернулся, Федот уже вел поварят из бани.
Это были другие люди. Отмытые, розовощекие, одетые в чистое, они смущенно улыбались, не веря своему счастью.
Я собрал их во дворе.
— Ваша старая казарма больше не ваш дом, — объявил я. — Следуйте за мной.
Я провел их к новому жилищу. Это была не роскошь, но после их старого логова — настоящий дворец. Чистое, сухое помещение с крепкими деревянными нарами в два яруса, на которых лежали настоящие, туго набитые тюфяки.
Мальчишки вошли внутрь и замерли, а затем с радостными криками бросились к кроватям, ощупывая их, не веря своим глазам.
Оставив их наслаждаться невиданным комфортом, я вернулся в свои покои.
Вечерняя тишина окутала комнату. Я зажег свечу, сел за свой массивный стол, взял чистую восковую дощечку и грифель. Моя работа только начиналась. На гладкой поверхности воска начали появляться первые наброски будущего величия рода Соколов: «Рацион базовый: каша ячменная с грибами…», «Рацион силовой:…», «Рацион легкий:…».
Глава 10
Ранним утром на общей кухне стояла непривычная, почти благоговейная тишина. Воздух, впервые за долгие годы, был чистым и прохладным, пах влажным камнем и свежей золой, а не прогорклым жиром. Вчерашняя генеральная уборка сотворила чудо. Закопченные стены были отмыты, каменный пол больше не был скользким от жира, а медные котлы тускло поблескивали в слабом свете первых лучей солнца.
В эту сияющую чистотой обитель начали несмело входить поварята. Они сегодня были другими. После первой за долгие годы ночи в новой казарме на настоящих тюфяках, а не на колючей соломе, и сытного вчерашнего рагу, с их лиц сошла привычная серая изможденность. Вымытые до скрипа в бане и одетые в чистое, они выглядели посвежевшими. Я видел эти перемены и понимал, что вчерашний успех нужно немедленно закреплять, превращая разовую акцию в новую норму.