— Убить? — в голосе Глеба прозвучало хищное предвкушение. — Я хочу содрать с него кожу живьем!
— Я тоже, — холодно согласился Богдан. — Наш друг в крепости. Задействуем его. Пусть тоже постарается для общей победы. Пусть он найдет способ убить поваренка. Яд в еду, нож в спину в темном коридоре.
Но Глеб, наученный горьким опытом, покачал головой.
— Нет. Не сейчас. Ты не знаешь Степана Игнатьевича. После нашей диверсии с колодцем он перевернул крепость вверх дном. Каждый смотрит на каждого. Сейчас все под таким пристальным вниманием, что не могут лишний раз вздохнуть, не вызвав подозрений. Если он сейчас попытается убрать повара, его тут же схватят, и мы потеряем наш главный козырь.
Богдан нахмурился.
— Так что же, сидеть и ждать, пока этот поваришко не придумает очередную пакость?
— Нет, — Глеб подошел к столу и склонился над ним. На его лице была жестокая улыбка. — Мы не будем ждать, а создадим для нашего друга возможность действовать. Наша война на истощение — это не только удар по их снабжению. Это — способ посеять хаос. Когда их патрули будут гибнуть один за другим, когда в крепости начнется голод и волнения, когда внимание Степана будет распылено на сотню угроз — вот тогда у нашего друга появится шанс нанести один смертельный удар.
Он посмотрел на Богдана, и тот понял его замысел.
— Мы отправим ему новый приказ, — сказал Глеб. — Не «убей его сейчас», а «жди и будь готов».
Вскоре несколько небольших, быстрых отрядов Морозовых и Боровичей, словно призраки, один за другим бесшумно растворились в ночном лесу. Они отправлялись сеять смерть и хаос на землях Соколов. А вместе с одним из гонцов, скачущим в противоположную сторону, летело новое, тайное послание для предателя в самом сердце вражеской крепости.
Глава 27
Прошла неделя, за которую короткая эйфория от победы сменилась изматывающим напряжением. Первую весть принес патруль Ярослава, вернувшийся с южной границы. Я как раз был в канцелярии, когда он, мрачный и почерневший лицом, вошел, чтобы доложить управляющему. Я стоял в стороне и слушал.
Отряд вышел к поселку и нашел то, что от него осталось.
Из его короткого доклада перед моими глазами встала страшная картина. Сожженный дотла хутор старого мельника. Черные, дымящиеся головешки вместо дома. Уничтоженный, втоптанный в грязь урожай. Распоротые туши скота, брошенные гнить под осенним дождем. И несколько тел. Старик мельник, его жена, двое их сыновей. Убиты жестоко и показательно. Это был не набег ради добычи, а самый настоящий акт террора.
А затем, в течение следующих нескольких дней, плохие вести посыпались в канцелярию Степана Игнатьевича, где я теперь проводил большую часть времени, работая над своим проектом «Железный Запас».
Первым прибежал бледный, запыхавшийся разведчик из северного дозора.
— Господин управляющий! Отряд Боровичей! Они напали на наших охотников в лесу! Трое убиты, остальных разогнали! Шкуры забрали, остальное попортили!
Через день в крепость прибыл чудом уцелевший возничий из торгового каравана.
— Нас разбили у Старой Гати! — рассказывал он, дрожа. — Люди Морозовых! Они забрали все, что могли, а остальное уничтожили! Всех перебили, я один спрятаться успел! Купцы больше не пойдут по этому тракту, господин!
И, наконец, вчера вечером в кабинет, мрачный, как грозовая туча, вошел сам Ратибор.
— Мы потеряли еще один дозорный отряд, Степан, — сказал он глухо. — Попали в засаду у Черного Ручья. Из десятерых вернулись трое. Они говорят, нападавших было втрое больше, и они знали, где ждать.
Тактика врага работала безупречно. Соколы несли постоянные, болезненные потери. Наши ресурсы таяли, люди гибли, а главный враг оставался неуловимым, нанося удары то тут, то там. Атмосфера в крепости из триумфальной стремительно становилась тревожной и подавленной. Мы выиграли одну битву, но теперь было ясно, что мы начали проигрывать войну на истощение.
На следующий день по крепости пронесся гул — князь Святозар созывал большой военный совет. В главном зале собрались все: воевода, управляющий, все десятники и капитаны, включая «старую гвардию» во главе с братом князя, воеводой Всеволодом. Атмосфера была гнетущей. Новости о постоянных набегах и сожженных поселках уже расползлись по гарнизону, и на лицах у всех читалась тревога.
За час до большого военного совета, когда я был на кухне и контролировал приготовление завтрака, дверь тихо отворилась. Вошел Ярослав. Он был одет для совета, а в его глазах плясали хитрые огоньки.
— Алексей, подойди, — позвал он меня в тихий угол у кладовой. — Сейчас начнется представление.
— Представление? — удивленно переспросил я.
— Идея Степана, — усмехнулся Ярослав. — Он уверен, что наш предатель — кто-то из старых капитанов и сегодня мы будем кормить его небылицами. Совет будет открытым и на нем мы все будем играть свои роли.
Он наклонился ближе, и проговорил шепотом.
— Мы будем говорить только об обороне. О том, как мы боимся, как не хватает сил, как нужно копить запасы, чтобы пережить зиму в осаде. О том, что о нападении мы даже не помышляем. Отец, Ратибор, Степан — все будут играть отчаяние. Твоя задача — поддержать нас. Твой доклад о запасах продуктов… сделай его напряженным. Подыграй нам, хорошо?
Я кивнул, и усмешка появилась и на моем лице. Это был хитрый план.
— Понял, княжич. Представление так представление.
Когда я вошел в зал совета, то уже знал свою роль. Это будет деально разыгранный спектакль, режиссером которого был Степан Игнатьевич.
— Они изматывают нас, — мрачно начал Ратибор, и его слова были частью этой игры. — Их летучие отряды повсюду. Мы несем потери. Наши люди напуганы. Если так пойдет и дальше, к зиме мы останемся без припасов и без сил.
— Мы должны укрепить оборону! — выкрикнул один из старых капитанов. — Собрать все силы в кулак, защитить крепость! Оставить границы!
— Оборона — это хорошо, — вмешался Степан Игнатьевич. — Но обороняться можно лишь тогда, когда есть, что есть. Наш главный враг сейчас — не Морозовы, возможный голод, который наступит скоро, если мы ничего не предпримем и враги продолжат разорять наши земли. Знахарь, тебе слово. Расскажи о запасах.
Я поднялся. Все взгляды были устремлены на меня. Развернул свиток, который приготовил заранее, как только Ярослав сообщил мне о спектакле. Это была не презентация нового проекта, а реальнвй отчет о состоянии наших продовольственных запасов.
Я начал доклад ровным и деловитым голосом.
— На данный момент наши запасы позволят продержаться крепости шесть месяцев. Но…
Я сделал паузу, давая словам набрать вес.
— Это в условиях мира. А сейчас, когда торговые пути с юга перерезаны, а наши охотничьи угодья стали полем боя, ситуация меняется. Мы больше не получаем притока свежего мяса и других припасов, зато все больше становится беженцев из разоренеых деревень. Каждый съеденный сегодня кусок хлеба — это кусок, которого нам будет не хватать зимой.
Я изложил им свой план, но подал его именно под тем соусом, который был нужен для нашего шпиона. Говорил о необходимости немедленно ввести строгие пайки для всего гарнизона. Рассказывал о мерах максимальной экономии, о том, как из одной туши варить не просто похлебку, а густой, но «пустой» бульон, который сможет заменить полноценный прием пищи. Весь мой доклад был посвящен обороне. Выживанию.
Я закончил и сел на свое место. Результат был именно таким, на который мы и рассчитывали. По залу пронесся одобрительный, хоть и мрачный, гул. Идея запереться и копить запасы, затянуть пояса — была понятна и близка «старой гвардии». Они видели в этом мудрую, пусть и пассивную, стратегию.