— Пышки, — откликнулась Демельза.
— Как-как?
— Пышки. Так их называет Джуд.
Дрейк улыбнулся.
— Им с рождения повезло больше нашего.
— Да и отец у них немного другой.
— И мать.
— Ты ведь не помнишь маму, да?
— Не помню. Ты была матерью для нас шестерых.
— А я знала ее, пока мне не исполнилось восемь. А потом... потом я ее заменила. В таком возрасте ведь не думаешь, не сравниваешь, не размышляешь. А когда становишься старше — всё иначе. Я часто гадала, почему она вышла за отца. Она была сиротой и, мне кажется, ребенком любви, но ее вырастила тетя на ферме. В детстве она часто убаюкивала меня, рассказывая про уток, кур и гусей. Она была такая красивая. Или мне так казалось. Пока вместе со всеми нами не попала в нищету. Я не помню, чтобы отец когда-нибудь приходил домой прежде, чем пропьет всё заработанное.
— А отец в молодости был привлекательным?
— Трудно сказать наверняка. Трудно это понять, когда люди состарятся. Доктор Чоук когда-нибудь был привлекательным? А Толли Трегирлс? Или Джуд?
Дрейк рассмеялся.
— Мне пора, сестренка. Спасибо за чай. Джереми скоро уедет в школу?
Демельза нахмурилась при этой мысли.
— Я пытаюсь научить его всему, что знаю, и возможно, мы наймем учителя. Я не стану его удерживать, если он захочет уехать, но в семь или восемь лет жестоко отрывать мальчика от дома. Росс не уезжал до смерти матери, а тогда ему исполнилось десять.
— Конечно, — согласился Дрейк. — А Джеффри Чарльз уехал в Харроу в одиннадцать.
Это была скользкая тема, и на некоторое время они умолкли.
— А вот и Росс.
Потом они еще поболтали, Росс отказался от предложения свежего чая, выпил чашку из остывшего чайника и попросил Дрейка как-нибудь утром зайти на шахту, потому что они недавно получили новые инструменты, буры, гвозди и проволоку из Бристоля, и он подозревает, что качество неважное, но ему трудно судить.
Дрейк ответил, что придет в понедельник к семи, и направился к двери, но тут Демельза сказала:
— Похоже, Розина Хоблин уже уходит. Ты ее знаешь, Дрейк? Она живет в Соле с семьей. Шьет кое-что для меня.
Дрейк задумался.
— Кажется, я ее где-то видел.
— Я отдала ей стул — ну ты знаешь, Росс, тот старый, из спальни. Ей дома пригодится, но она прихрамывает, ей будет трудно нести его так долго. — Демельза подошла к двери и позвала: — Розина!
— Да, мэм.
Розина с иголкой в руке подошла к двери. Увидев двух мужчин, она удивилась.
— Ты уже уходишь? Ты, наверное, закончила.
— Ах, это. Я просто хотела добавить пару стежков там и сям и ждала, пока вы посмотрите и одобрите.
— Ты знакома с моим братом Дрейком Карном? Ему как раз с тобой по пути, он живет в Сент-Агнесс, совсем рядом, и может помочь донести стул.
— Ох, мэм, я справлюсь. Он не такой уж тяжелый, а я привыкла таскать воду и всё такое.
— Что ж, — сказала Демельза, — Дрейк всё равно идет в ту сторону. Ты ведь не возражаешь, Дрейк?
Дрейк покачал головой.
— Тогда сходи за шляпкой.
Девушка скрылась и вскоре вернулась с рабочей корзинкой и стулом, который вручила Дрейку. Они отправились в путь по скрипучему деревянному мостику и вверх по дороге, обрамленной кустами боярышника. Росс и Демельза смотрели им вслед.
— Это что, новая попытка устроить брак? — спросил Росс.
Демельза прищурилась.
— Несмотря на все старания Дуайта, она всё равно немного прихрамывает. Она милая девушка.
— Это самая нахальная затея, что я когда-либо видел.
— Ох, ничего подобного! Мне так не кажется... Но раз уж они оказались здесь в одно и то же время...
— И по твоему приглашению.
— Росс, Дрейку нужна жена. Я не хочу смотреть, как его юность увянет от разочарования и одиночества. Я хочу снова видеть его радостным, как раньше. Он мой любимый брат.
Росс налил себе еще чаю, но в чайнике остался один осадок.
— Что-то в твоих словах есть. Но берегись: сводни часто обжигаются.
— Больше я ничего делать не буду. Я просто... просто сведу их вместе пару раз, вот и всё.
Росс допил вторую чашку.
— Дрейк упоминал в разговоре Джеффри Чарльза?
— Да, сегодня упомянул. А что?
— Если Джеффри Чарльз приедет домой на лето, Дрейк заметит в нем серьезные перемены. Я встречался с ним в Лондоне. Я тебе не говорил, но я водил его в сады Воксхолл [1]. Мне показалось это подходящим.
— Джорджу это не понравилось бы.
— Пусть Джордж катится к черту. Мы слушали музыку, а потом выпили по бокалу вина в саду, увернувшись от проституток, затем пошли в ротонду, взглянуть на статую. В семь я отвел его обратно. Он изменился. Возмужал. Сказал, что в следующем семестре у него на побегушках будет сам лорд Аберконвей.
— Что ж, такое случается с мальчиками. Они так внезапно взрослеют. С этим ничего не поделаешь, но мне жаль, если перемены не к лучшему.
— Что ж, я бы не сказал, что они неприятные, ничего подобного. С ним приятно общаться. Просто эти годы в Харроу превратили его в умудренного опытом юношу. Знаешь, что я чувствовал, когда шел рядом с ним? Будто ожил его отец. Я знал Фрэнсиса с детства, но именно подростком помню его особенно четко. Джеффри Чарльз стал ожившим портретом отца. И поскольку я любил Фрэнсиса (по большей части), то мне нравится и Джеффри Чарльз. Он остроумный, живой, может быть, пока немного несдержанный, но всё равно в его обществе приятно находиться.
— Но для Дрейка он неподходящая компания.
— Не думаю, что их дружба продлится.
По дороге вверх по холму, а потом по вересковой пустоши к Грамблеру искра между Дрейком и Розиной не вспыхнула. Розина была в желтой шляпке и выцветшем, но чистом муслиновом платье с белой оборкой на подоле, из-под которого во время ходьбы выглядывали черные башмаки. Ее хромота была почти незаметной. Дрейк со стулом на плече пытался приноровиться к походке Розины. Он был в зеленых шерстяных штанах, грубой рубахе, открывающей шею, и зеленом шейном платке.
Они молчали так долго, что оба почувствовали необходимость прервать тишину.
— Я слишком быстро иду? — спросила Розина.
— Нет, всё нормально.
— Скажи, если что.
И разговор прекратился.
Потом, пару раз облизав губы, Розина выговорила:
— Обычно я захожу туда раз в неделю. Госпоже Полдарк проще, если я прихожу к ней работать, чем посылать за готовым шитьем. Я чиню, штопаю и всё такое.
— Моя сестра никогда не сидела за шитьем.
— Да. Она говорит, что не очень-то умеет обращаться с иголкой. Зато придумывает всякое. Часто, когда я прихожу, она что-то предлагает, а я делаю.
— А тебя кто научил?
— В основном сама. — Розина смахнула с губ прядь волос. — Я так долго не могла толком ходить, что начала работать руками. А потом одолжила книгу у миссис Оджерс.
— Ты умеешь читать?
— Да. Мама приносила домой стирку из Тренвита, и белье часто заворачивали в газету. Но я плохо читаю.
— А я не умел ни читать, ни писать до восемнадцати лет. Потом меня научила сестра.
— Эта сестра?
— У меня только одна. И семеро братьев.
— Сэм ведь твой брат, да? Проповедник. Я часто его вижу. На редкость хороший человек.
— Ты методистка?
— Нет, просто хожу в церковь по воскресеньям.
Они дошли до окраины Грамблера. Оба понимали, что стоит им вдвоем пройти по улице, как по всему Солу разнесут слух, что наконец-то Дрейка Карна захомутали, и это Розина Хоблин.
— Слушай, — сказала Розина. — Дальше я сама справлюсь. Правда. Стул совсем легкий, это точно.
Он задумался, стоя на ветру.
— Да. Сейчас не время. Если ты не хочешь чего-то еще.
— Если ты не хочешь, то и я не хочу, — ответила Розина.
Преподобный Осборн Уитворт был настолько занят мыслями о собственных проблемах, что открыл письмо от мистера Пирса только через два дня после возвращения домой. Недавно Оззи постоянно находил предлоги, чтобы не приглашать старого нотариуса на вист, поскольку того частенько приковывала к постели подагра и приходилось отменять игру. Или же, когда мистер Пирс играл, то был слишком рассеян, чтобы помогать партнеру. Некоторое время Оззи это терпел ради возможной встречи с важными клиентами нотариуса, но теперь решил, что познакомился уже со всеми и посредник ему не нужен. Но оказалось, что письмо вовсе не про приглашение на вист. Мистер Пирс хотел как можно скорее с ним повидаться.
1
Сады Воксхолл были одним из главных мест отдыха и развлечений лондонцев с середины XVII до середины XIX века. Статую композитора Генделя впоследствии перенесли в Вестминстерское аббатство.