Их не любили и боялись, терпели, как необходимую защиту, как спасение, хотя толком про них ничего не знали. Даже «Серые» — это всего лишь прозвище, за одинаковый цвет кольчуг и оружия. Они просто не возражали против такого названия до тех пор, пока оно не стало почти официальным. За силу и обособленность, правильность и непонятность, рядом с которыми отчетливо становятся видны собственные слабости и грешки, их считали колдунами и оборотнями, продавшими свои души. В страшных сказках, которые так часто рассказывают дети, они по ночам превращались в зверей, рыскающих в поисках кровавой добычи.
Раз в год, поздней осенью, когда на Брине устанавливался крепкий лед, Серые Воины пересекали границу своих земель и приходили в столицу Барии, куда съезжались все выбранные девушки из трех стран, и забирали свою дань. Тогда же решались все политические и торговые вопросы.
Иногда они привозили письма от увезенных ранее, но там не было ничего кроме общих фраз, приветов и заверений в благополучии. Обратно ни одна из девушек не вернулась. Не приезжали и родившиеся от этих браков дети.
А неизвестность всегда страшит гораздо более ведомого и понятного зла.
Отбор невест производился по жребию, среди всех благородных незамужних девушек, за месяц до приезда Серых.
Я в силу происхождения участия в нем не принимала, и, откровенно говоря, почти никогда о нем не думала.
Просто в один определенный день в году мои кузины уходили из дому на рассвете, одетые в свои лучшие платья. И все время до их возвращения мне приходилось прилагать титанические усилия для того, чтобы не дать тетушке сорваться в истерику. В этот день никто в городе не наносил визитов и не устраивал никаких приемов. На следующее же утро жизнь возвращалась в колею, и, по молчаливому соглашению, до следующего года никто не вспоминал об этом дне. В конце концов, шанс угодить в «невесты» к Серым был настолько невелик, что никто в нашем городке никогда всерьез не волновался об этом.
Но в этот раз все пошло иначе. Как будто бы мое неожиданно проснувшееся, пусть пока и молчаливое сопротивление, подтолкнуло события в другое русло.
Кузины, против обыкновения, вернулись неожиданно быстро, не отправившись, как всегда на радостях за абсолютно ненужными, но такими заманчивыми покупками. Старшая, Мелинда, была бледна как полотно, а Элси плакала навзрыд. Судя по косметике, стекшей с ресниц на щеки, и по покрасневшему носику, слезы лились давно. Внятного рассказа нельзя было добиться ни от одной.
Увидев эту картину дядя, барон Гронг, схватился за сердце, а тетушка совсем неаристократично грохнулась в обморок, прямо в мои объятья. Если уж плакала никогда не унывающая хохотушка Элси — дело было плохо. А еще хуже оно становилось от того, что у меня не хватало сил удерживать массивные телеса моей родственницы. И я, отдуваясь, могла думать только о том, как бы перепоручить ее в чьи-нибудь другие руки, или хотя бы опереть дражайшую родственницу о стену. Трагичность момента была утеряна.
Когда тетушку привели в сознание, дядю напоили сердечными каплями, всех слуг выставили из комнаты, а обе барышни наконец-то смогли внятно говорить, оказалось, что несчастливый жребий вытащила Мелинда, а Элси просто сильно переживала за сестру. Во время их рассказа я находилась при тетушке — принося нюхательные соли и воду, расслабляя шнуровку, подавая платок, и потому услышала все из первых уст. Осознав страшную новость, тетушка снова попыталась потерять сознание, Элси выразительно зашмыгала носом, а дядя упрямо сжал губы и посмотрел на Мелинду.
— Что скажешь? — спросил он ровным, невыразительным голосом.
— Разве у меня есть выбор? Я исполню, что должна, отец, — ответила она, поднимая глаза, несмотря на слезы, дрожащие на ресницах у краешков огромных синих глаз. Мел, любимица отца, с детства отличалась не только красотой, но и спокойной рассудительностью, и сейчас в очередной раз доказала это.
Грешно радоваться чужому горю, но в тот момент, хлопоча вокруг полубессознательной баронессы, я поняла, что кузина вытянула не только свой, но и мой жребий. У нас отныне одна судьба на двоих.
По условиям договора заключенного с Серыми, каждая девушка могла взять с собой служанку, если та добровольно или из преданности согласится на этот шаг. Почти всех девушек сопровождали до границы верные люди, но только немногие, особо верные, уходили вместе с хозяйками, разделяя их судьбу. Серые принимали всех.