— Это потребует дополнительной оплаты, — услужливо произнёс слуга, а через секунды сгрёб пятёрку золотых и заверил, что завтра к десятому удару колокола всё будет известно. Заодно спросил за провиант, ведь я собрался покинуть город и его пределы самостоятельно, но я решил закупиться на рынке перед отъездом. Хоть и передал слуге фляжку, дабы её заполнили коньяком.
— Мы уезжаем? — спросила девочка сразу после звука закрывшейся двери. Все прошедшие минуты она жадно вдыхала ароматы жаркого, но к еде не притрагивалась, внимательно слушая наш разговор.
— Мы… — я угрюмо вздохнул, посмотрев в рубиновые глаза. Я рассчитывал определиться с судьбой девочки попозже, а теперь даже не знаю, что делать. — Завтра разберёмся, мелкое наказание моей скверной жизни.
— Я — Соя, — с едва уловимой мольбой протянула девочка.
— Я знаю. Ешь давай, пока не остыло.
Девочка обиженно угукнула, взяла ложку и с грустным выражением мордашки уткнулась в тарелку. Она медленно жевала жаркое с видом последней трапезы. Я же едва заставил себя поесть: завтра при любом раскладе понадобятся силы, но мне до скорбного волчьего воя хотелось напиться.
Следующим днём, позавтракав — я решил не выходить из гостиницы и ждать вестей. Не хотелось их пропустить, но ещё больше не хотелось дать наёмникам шанса подумать, что я что-то замышляю. Сколько бы ни думал, а так и не смог понять, каким образом они вообще догадались, что я буду проезжать через этот город. Да, от Магласии практически треть дорог ведёт в затронутые войной города, он ведь остаются другихе дороги. И среди дюжины вариантов наёмники выбрали один, и расквартировались в нём всем оставшимся отрядом.
К десяти часам я получил нужные сведенья. Наёмников восемнадцать голов, лошадей нет, но они тесно знакомы с одной из торговых гильдий. В этом городе у неё приличный парк повозок, с два десятка наберётся вместе с лошадьми и извозчиками. Если не получится быстро выскочить из города, то меня догонят. И никто им мешать не будет, потому что из ближайших городов самый скорый караван выедет сюда только послезавтра. Дороги между городами пусты.
— На улицу не пойдём? — спросила девочка, сидя на диванчике и оперев голову на руки.
— Сидим до упора. Ещё успеем нагуляться.
— Скучно, — прощебетала малышка. — Всё в ящике оставили.
— Обычно, когда говорят это противное слово — обязательно что-то происходит и…
Договорить мне не дал стук в дверь номера. Я недовольно покосился на девочку, на что та боязливо вжала голову в плечи. За дверью стоял слуга.
— Прошу меня простить, но вас желает видеть инквизитор Всеобщей Церкви. Он ждёт в холле.
— Это фуаларал?
— Совершенно верно.
Я придержал в себе восклицание о скверной ситуации, и что по первой же возможности этого длинноухого укорочу не только на уши, но и на голову. Вместо этого я нацепил на пояс кинжал с жезлом и гримуаром, и морально приготовился ко всему, к чему только можно быть готовым.
В холле, сложив руки за спиной, стоял длинноухий в белой церковной робе с красным подолом и золотым поясом с накидкой. Длинные золотистые волосы спадали до лопаток, под тонким носом губы плотно сжаты, а взгляд голубых глаз до отвратительно преисполнен ненавистью ко мне. А рядом с длинноухим стоял нутон в белых одеждах, но с синим подолом, синим поясом и красной накидкой. Его нос искривлён, а взгляд пропитан несдержанным ликованием.
— Добрый день, — надменным голосом заговорил Лаотлетий. — Было доложено, что вы укрываете незарегистрированного в церкви троптоса.
— Я только вчера приехал, — гневно процедил я.
— И вместо регистрации предпочли остаться в отеле, — длинноухий протянул руку парню с искривлённым носом. Тот немедля вытащил из-за пазухи небольшой свиток. — Согласно указу Всеобщей Церкви, с завтрашнего дня этот город признаётся чистым от проявлений скверны. Все зарегистрированные троптос должны быть изолированы. Незарегистрированных троптосов в городе быть не должно, — Лаотлетий сделал шаг вперёд. — Ваш троптос не является собственностью священных миссий Кта’сат, а вы не зарегистрировали его. Немедленно сдайте его.
— Завтра ещё не наступило.
— Настоятель местной церкви готовиться к празднику и не принимает посетителей.
— Я приму это к сведенью, — я тяжело вздохнул, понимая, что выбора у меня нет. Я, как ксат, могу заходить в любые города, а девочка хоть и моё имущество, но от такой ситуации договором не защищена.
— Сдайте вашего троптоса.
— Захлопнись, узээсара-тулеенари.
— Это… — длинноухого мелко затрясло, он натужно вдохнул, успокаиваясь. — Ваши слова следует толковать как отказ? — я коротко кивнул. — Вам, Кта’сат, не запрещено быть в городе. Но с завтрашнего дня к вам будет применено наказание за укрывательство троптос. От десяти плетей до повешенья, в зависимости от решения суда.