- Да пошло оно все. Чему быть, того не миновать. Будь что будет.
Тело его тут же обмякло, и Василий словно провалился в какую-то бездну.
Открыл глаза, когда начинал уже чуть брезжить рассвет.
- Слава богу жив. – первое, что промелькнуло в его голове.
В яме еще стоял полумрак, но уже можно было кое-что рассмотреть. Василий с опаской осмотрелся вокруг. В противоположном от него углу, свернувшись калачиком мирно спал маленький черный козленок. На мужика нахлынули такие противоречивые чувства, что теперь он даже не знал, плакать ему или смеяться. Приятная волна облегчения вмиг разлилась по всему его телу. Он смахнул рукавом холщовой рубахи, навернувшиеся на глаза слезы и сидя на дне могилы радовался, что жив - здоров, что наконец – то закончилась эта жуткая для него ночь.
А в деревне тем временем, уже кинулись на поиски пропавшего. Его жена - Маняша, забеспокоилась еще с вечера, отсутствием хозяина. Но было решено, если до утра не возвернется, тогда будут искать всем миром.
С первыми лучами солнца, мужики и молодые парни, разделившись на группы, отправились на поиски. Тимофей, старший сын Василия и двое деревенских мужиков пошли в сторону погоста. Шли по кромке леса, звали Василия, все дальше и дальше удаляясь от деревни.
Вскоре Василий услышал доносившиеся, издалека, голоса.
- Эй! Я тут, – закричал он. И попытался встать.
Козленок спросонья в испуге заметался по дну ямы. Василий, поймав его, стал гладить и успокаивать перепуганное животное.
- Ну, ну успокойся. Теперича все будет в порядке. Эх ты, глупая животина, сам спужался и меня до смерти напужал.
Он еще пару раз окликнул мужиков, чтоб те его быстрее отыскали. Козленок было затрепыхался, но Василий прижал его покрепче, чтоб не дай бог не вырвался из рук.
- Ты что вырываешься, аль ноги себе решил переломать? – жалеючи его произнес он.
Вскоре подоспели мужики.
- Едрит твою кочерыжку, – произнес один из мужиков, – да как же тебя так угораздило то свалиться в могилу?
- Погляньте, да он тут не один. Так что им на пару было не скучно, – хохотнул другой.
Они помогли выбраться бедолагам наружу. И тут Тимофей, присмотревшись к отцу, удивился:
- Батя, а что с тобой случилось-то? Глянь, совсем седым стал, один в один, вылитый наш дед Гриша.
Василий пригладил своей широкой мозолистой рукой волосы и ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул. – Не рассказывать же сыну при всех, какого страху он тут за ночь натерпелся. Подымут мужики на смех, потом вся деревня будет над ним насмехаться.
А Тимофей все не унимался:
- Батя, ты тогда хоть расскажи, как тут оказался? Василий нехотя произнес:
- Да коза наша Манька с вечера куда–то запропастилась. Вот и пошел ее искать. До темноты проходил, а как возвращался назад, так оступившись и угодил в могилу. А этот, – он кивнул на козленка, – ужо туточки был. Незнамо, когда сюда попал. – И покряхтев, добавил. – Да вот мужики ногу малехонько повредил, уж вы мне подмогните, сам не доковыляю.
- Знам дело поможем, куда ж мы денемся? – отозвались мужики.
Тимофей взял на руки испуганной животной, а мужики, подхватив Василия под руки, зашагали в сторону деревни не спеша, с остановками.
- Я, наверное, побегу вперед. Мать успокою да, скажу всем, что отец нашелся. – Мужики кивнули в знак согласия. И Тимофей стал быстро удаляться. Теперь, когда все уже осталось позади, мужики стали беззлобно подшучивать над Василием. Он же в ответ лишь горестно ухмылялся и молча кивал головой. А сам тем временем думал:
- Ну, ну, посмотрел бы я на вас, окажись вы на моем месте. Думаю, вам тогда было бы не до смеха.
Маняшка, стояла у обочины дороги подбоченясь, держа одну руку с косынкой на талии. Вторую она приложила ко лбу и ребром ладони, прикрыла глаза, защищая их от ярких солнечных лучей, которые светили ей прямо в лицо. Сдвинутые у переносицы ее черные, с красивым изгибом брови, придавали лицу серьезный, задумчивый вид. Она вглядывалась в даль, ждала, когда же наконец появится знакомый силуэт. Темные волосы, стянутые на затылке, в тугой узел, с помощью шпилек и костяного гребешка, в утренних лучах, отливали золотом. То и дело налетевший утренний ветер, обдувал ее тело прохладной струей, шевелил подол ее темно-зеленой юбки, а затем принимался трепать, выбившуюся прядь ее слегка волнистых волос. Наконец, показалась долгожданная троица. Она, дождавшись, когда подойдут поближе, тут же бросилась со слезами на глазах мужу на шею:
- Господи, как же ты нас всех напужал. Я всю ночь глаз не сомкнула. Переживала, что с тобой могло случиться? Батя на печи тоже всю ночь ворочался, – всхлипывая добавила она и стала поспешно вытирать глаза и нос кончиком платка.
- Ну полно тебе, полно. Люди кругом смотрят. – Он обнял ее за плечи. – Видишь, все обошлось. Пошли ужо в избу.
Тем временем набежал деревенский люд, всех одолевало любопытство, что же произошло? Василий повернулся в их сторону, поблагодарил, что не бросили в беде и больше ничего не объясняя, при поддержке жены, заковылял к избе. Народ, не дождавшись продолжения, стал постепенно рассеиваться, и улица вскоре опустела.
Подойдя к крыльцу, он попросил:
- Иди Маняша в избу, а я малость передохну. – Сейчас ему необходимо было хоть какое – то время побыть одному. Не хотелось лишних расспросов. Просто надо было успокоиться и привести свои мысли в порядок.
- Ну хорошо, – кивнула она ему в знак согласия, –только недолго. Небось голодный, незнамо как. Как придешь кормить тебя буду. – И она, не торопясь, скрылась в дверном проеме.
Усевшись на приступках, вытянув вперед распухшую ногу. Солнце начинало пригревать. Из продрогшего за ночь тела, стал выходить холод в виде легкого потряхивания. Возможно это сказывались последствия от полученного стресса. На смену озноба, пришла теплая волна, разливающаяся благодатью по всему телу. Он стал успокаиваться и мысленно поблагодарил бога, что все так благополучно завершилось.
Косые лучи солнца слепили глаза. Он прищурился и прикрыв их слегка ладонью, окинул взглядом двор. Недалеко на зеленой лужайке лежал козленок, привязанный Тимофеем к колышку. Козленок видимо тоже наслаждался теплом солнечных лучей, изредка бросая встревоженный взгляд на Василия. Чуть дальше в стороне мирно паслась его пропавшая коза Манька. Манька приподняла голову, посмотрела на хозяина и вновь принялась щипать траву.
- Ах ты ж отродье! – Выругался он в сердцах. – Где же тебя заразу носило? – Но не успев выплеснуть весь свой гнев на козу, он услышал, как кто-то его окликнул.
- Эй, милок! – Услышал он женский голос.
Недалеко от дороги, напротив дома, стояла старушка, опирающаяся на клюку.
- У меня намедни козленок сгинул. Черненький такой. Молвят вы нонче сыскали какого - то. Не мово ли?
- Сыскать то сыскал, а чей он не ведаю. Вон он отдыхает. Поглянь, може и твой.
Старуха сделала пару шагов вперед, позвала:
- Яша, Яша!
Козленок, заслышав знакомый голос вскочил, завертел головой.
- Мой родненький. Слава те господи.
- Ну коль твой, забирай.
Старуха отвязала козленка и поблагодарив хозяина, засеменила прочь.
С трудом поднявшись, Василий заковылял в избу…
После завтрака все домашние разбрелись, каждый занялся своим делом. Тимофей, почистив в хлеву, вышел во двор. И примостившись на чурку, в тени дерева, стал точить косу. На завтра сговорились с младшей сестрой Варькой пойти с утречка на сенокос. Маняша же с дочерью копошились в это время на огороде. Дед, тоже нашел себе занятие. Усевшись на приступках, достал свои ножи, заготовки из липы и принялся вырезать ложки. По этому делу он был большой мастер. И только Василий, оказался без дела. Давеча Маняша приводила деревенского знахаря Михалыча. Тот осмотрев распухшую ногу, наложил на нее повязку с примочкой и рассказал через сколько ее менять.
- Ничего страшного, просто растяжение. Но сейчас ноге нужен покой, – уточнил он и успокоил, – через недельку - другую ужо будешь бегать.
И оставив пузырьки с примочками – удалился восвояси.
В горнице на стене висело небольшое зеркало, обрамленное резной деревянной рамкой и покрытое сверху темным лаком. Василий, опираясь на принесенную для него палку, подошел к нему, стал рассматривать в нем свое отражение. Оттуда на него смотрели серые чуть выцветшие с возрастом и небольшим прищуром глаза. Над которыми нависали густые темные брови. Он погладил шершавой мозолистой ладонью, свою щетинистую щеку. Лишь слегка коснулся коротко стриженной бороды и опустил ладонь на некогда темно русые, а теперь посеребренные сединой волосы. Проведя по ним рукой, тяжело вздохнул. И тут вдруг на него с новой силой нахлынули ночные страхи. Одна за другой из глаз выкатились скупые мужские слезы. Василий, устыдившись своей минутной слабости, торопливо смахнул их рукавом и оглянулся, – не видал ли кто?
Но в горнице кроме него никого не было. Вздохнув с облегчением, заковылял в сторону кровати.