— Мы такие, что обещаем одно, а делаем совсем другое, — заявил Гюнвальд Ларссон.
Форсоерг с горечью посмотрел на него.
— Вы только мучите и обманываете меня.
— В этой палате хватает тех, кто обманывает, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Вы решили убить Ёранссона и ассистента Стенстрёма несколько недель назад. Я прав?
— Да.
— Откуда вы знали, что Стенстрём полицейский?
— Я наблюдал за ним. Так, чтобы Ниссе не заметил.
— Откуда вы знали, что он работает в одиночку?
— Его никогда никто не сменял. Я пришел к выводу, что он работает на свой собственный страх и риск, чтобы сделать карьеру.
Гюнвальд Ларссон помолчал с полминуты.
— Вы сказали Ёранссону, чтобы он не брал с собой никаких документов, — наконец произнес он.
— Да, я приказал ему это, когда он позвонил в первый раз.
— Каким образом вы научились открывать двери автобуса?
— Я наблюдал за работой водителя. Но все равно сделал это с трудом, потому что автобус был другой марки.
— Где именно вы сидели в автобусе? Внизу или наверху?
— Наверху. Вскоре я остался там один.
— А потом вы сняли автомат с предохранителя и спустились вниз.
— Да. Я спрятал его. Ниссе и тот, другой, который сидел сзади, не могли его видеть. И все же один из пассажиров вскочил с места. Нужно всегда быть готовым к таким вещам.
— А если бы автомат заело? Он ведь очень старый.
— Я знал, что он не откажет. Я знаю свое оружие и проверил его перед тем, как отвезти в офис.
— А когда вы отвезли его в офис?
— За неделю до этого.
— И вы не опасались, что там его кто-нибудь найдет?
— Никто не осмелился бы рыться в моих ящиках, к тому же они закрыты.
— А где вы держали его раньше?
— В запертом чемоданчике на чердаке. Вместе с другими военными трофеями.
— Куда вы направились после того, как застрелили всех тех людей?
— Я пошел по Норра-Сташенсгатан до авиавокзала, там взял такси, поехал в офис, забрал со стоянки свой автомобиль и вернулся домой.
— А автомат вы выбросили по дороге, — вставил Гюнвальд Ларссон. — Будьте спокойны, мы найдем его.
Форсберг не ответил.
— Что вы чувствовали, когда стреляли?
— Я защищал мою семью, мой дом, мою фирму. Вы стояли когда-нибудь с оружием в руках, зная, что через несколько секунд вам нужно будет прыгнуть в окоп, в котором полно врагов?
— Нет, — сказал Рённ. — Мне никогда не приходилось этого делать.
— Значит, вы ничего не понимаете! — крикнул Форсберг. — Вам лучше вообще помалкивать. Ну как такой идиот может понять меня!?
— Это дальше продолжаться не может, — вмешался врач. — Его необходимо увезти на процедуры.
Он нажал звонок. Вошли два санитара. Форсберга, который продолжал кричать, выкатили вместе с кроватью из палаты.
Рённ принялся укладывать магнитофон.
— Ненавижу этого негодяя, — внезапно заявил Гюнвальд Ларссон.
— Что?
— Я скажу тебе то, чего никому никогда не говорил, — объяснил Гюнвальд Ларссон. — Мне жаль почти всех, с кем я сталкиваюсь на этой службе. Они, как правило, затравлены. Жалеют, что вообще родились. Это не их вина, что они ничего не понимают и что все у них валится из рук. Такие, как этот, калечат их жизнь. Такие самолюбивые свиньи, которые думают только о своих деньгах, своих домах, своих семьях и своем так называемом положении в обществе. Они считают, что могут приказывать другим только потому, что занимают более высокое положение в обществе. Таких людей множество, однако большинство из них не совершает глупостей вроде удушения португальских шлюх. И поэтому мы никогда не сталкиваемся с ними. Мы видим только их жертвы. Здесь же мы имеем дело с исключительным случаем.
— Возможно, ты прав, — сказал Рённ.
Они вышли из палаты. В глубине коридора перед какой-то дверью стояли два высоких полицейских. Они стояли неподвижно, скрестив руки на груди.
— Кого я вижу, это вы, — пробурчал Гюнвальд Ларссон. — А ведь действительно, эта больница находится на территории Сольны.
— Значит, вы в конце концов поймали его, — сказал Квант.
— Вот именно, — добавил Кристианссон.
— Это не мы, а, главным образом, Стенстрём, это его заслуга, — возразил Гюнвальд Ларссон.
Приблизительно часом позже Мартин Бек и Колльберг пили кофе в кабинете на Кунгсхольмсгатан.
— Собственно, Стенстрём решил загадку убийства Терезы, — сказал Мартин Бек.
— Да, — согласился Колльберг. — Однако он поступил неразумно, решив работать в одиночку, и к тому же не оставив никаких документов по этому делу. Просто удивительно, но этот парень так и не стал до конца взрослым.
Зазвонил телефон. Мартин Бек поднял трубку.
— Привет. Это Монссон.
— Где ты?
— В Вестберге. Я нашел ту страницу.
— Где?
— В кабинете Стенстрёма. Под бумагой, которая покрывает столешницу письменного стола.
Мартин Бек молчал.
— А мне казалось, что вы все здесь обыскали, — укоризненно добавил Монссон. — По-моему, ты так говорил.
— Ну?
— Он сделал две пометки на этой странице. В правом верхнем углу написал: «Положить в папку „Дело Терезы“», а внизу написал имя и фамилию: Бьёрн Форсберг и поставил вопросительный знак. Вам это говорит о чем-нибудь?
Мартин Бек и на это ничего не ответил. Держа трубку в руке, он начал громко смеяться.
— Ничего себе, — сказал Колльберг. — Смеющийся полицейский. — Он порылся в кармане. — Вот тебе монетка.